Последний сейм Речи Посполитой

Не помогли даже балалайки, хор и трепак солдат-гренадер, привезенных с собой фон Блюмом и его товарищами. Они получили одобрительные аплодисменты и горсть дукатов за свои бесшабашные выкрики и дикие прыжки, но никому не доставили удовольствия.

Не смешил никого и пресловутый барашек пани Новаковской, дерзко бодавший золочеными рожками каждого, кто подвертывался, к великому развлечению своей хозяйки, поминутно осыпавшей его ласками.

— А что это там Воина прилип к этой увядшей Клелии? — удивился Заремба.

— Обращает ее на путь добродетели, назло братьям Кротовским.

— А какую роль играет это рогатое животное? — указал он на барашка.

— Я думаю, ты имеешь в виду не мужа? — рассмеялась не без ехидства Иза. — Этот барашек — ее неразлучный спутник. Она никогда с ним не расстается, берет с собой, даже когда ездит с визитами и к модисткам.

— Воображаю себе эту эффектную картину! — посмеялся и он саркастически.

— Она появляется в салонах, точно победоносная Аврора: белый барашек в золотой упряжи впереди, а по бокам ее неотступные поклонники братья Кротовские.

— Было бы еще веселее, если бы она запрягала эту тройку ослов.

— И нередко встречают ее в окрестных рощах, где она бродит со своим барашком, как будто ища нежных пастушков и сладостного уединения в укромных уголках.

— Без труда найдет, чего ищет: в окрестностях Гродно столько лагерей! — пошутил он довольно тривиально.

Обиженная его словами, она шепнула со скорбной укоризной:

— Только женщина может грезить о счастье в стране мечты...

— Ах! — подхватил он иронически. — Там, где текут волшебные реки: Уважение, Склонность, Влечение, там, где «истинная любовь» ведет к записочкам, нежным тревогам и щедрым... наградам! Мне знакома эта сладкая чепуха.

— Точь-в-точь это же самое говорит мой камергер, — ответила она презрительно.

— А, кстати, как он поживает? — спросил он с улыбкой.

— Спроси у Терени, а меня оставь в покое!

Ее карие тигровые глаза засверкали гневом и щеки слегка окрасились румянцем. Север, однако, не обращая внимания на ее негодование, указал на какую-то группу дам и спросил:

— А кто эта чудная блондинка? Прехорошенькая!

— Это английская шляпа и шаль Казимира.

Он посмотрел на нее, ничего не понимая.

— Ну да. А вон та, рядом, маленькая и суетливая, — это пелерина малинового крепа; третья, брюнетка с орлиным носом, — это плюшевая шляпа с донышком в складочках, а четвертая — батистовый лиф и тафтовая пелерина. Я называю наряды, потому что все, что я скажу о лицах, покажется тебе, пожалуй, тоже чепухой, достойной только насмешки, — съязвила она в ответ.

Он не успел отпарировать эту колкость, как на поляне поднялся шум. Оркестр загремел фанфарой, в лесу грянули ружейные залпы. Пенящиеся бокалы шампанского заходили по рукам, и фон Блюм стал возглашать пламенные тосты в честь дам, принимающих участие в пикнике. Не успели отзвучать бурные аплодисменты, как Воина позвонил тросточкой о хрустальную вазу для пунша.

— Воина отвечает! Внимание! Воина провозглашает тост! — раздались со всех сторон возгласы, и все окружили его плотным кольцом.

Воина лениво привстал и, поднимая чашку, которую держал в руке, проговорил простодушно:

— Я хотел только попросить сахару к кофе!

Все на минуту опешили от такого неожиданного пассажа, а потом разразились бурным хохотом. Тереня же, подбежав к Зарембе, стала упрашивать его с жаром:

— Миленький пан Север, пусть Воина ответит Блюму. Ведь Блюм устроил этот пикник и провозгласил тост в нашу честь, — надо его отблагодарить. А то будет невежливо с нашей стороны. Пойдемте со мной, попросите его. Только поскорее!

Волей-неволей пришлось повиноваться, но Воина, рассказывавший в это время какой-то анекдот, от которого слушатели покатывались со смеху, не хотел и слушать о тосте.

— Какой нехороший, какой негодный, какой... Я скажу Марцину... Пусть он... — лепетала она, глотая слез и выплакала на груди камергерши свою горькую неудачу, браня всех, причем досталось и Зарембе. — Тогда вы должны. Всегда офицер отвечает офицеру. Если бы был Марцин! В Козеницах папа сам провозглашал тост в честь гусар.

— Если бы при мне была моя батарея, я бы им отсалютовал!

Она показала ему кончик языка и, так как раздались первые звуки англеза, поспешила утереть глазки, поправила шляпку на голове и через минуту танцевала уже в первой паре с фон Блюмом, розовая, улыбающаяся и такая прелестная в своих па, реверансах и гримасках, что привлекала к себе все взгляды.

— Тереня не на шутку увлечена этим долговязым.

— Самое обыкновенное детское увлечение, очень забавное и совсем безгрешное.

— У меня об этом офицере имеются сведения, как о последнем негодяе.

— Ведь это нежнейший из трубадуров, само вдохновение. Она обожает его.

— У нее ведь есть жених, которого она, кажется, любит, — заметил Север строго.

— Чем же это мешает? Я буду защищать святые права любви, — ответила она вызывающе, прижимаясь плечом к его груди, так как они опять сидели рядом на коврике.

Север вздрогнул и, вглядываясь пристально в ее сказочно красивое лицо, прошептал с бледной улыбкой:

— И не вводи меня в искушение!

— Я хотела, чтобы ты приехал!