Последний сейм Речи Посполитой

Она закрыла глаза, выставляя налитые кровью губы, похожие на натянутый лук. Дышала все порывистее.

— Я был мысленно всегда с тобой! — проговорил он чуть слышно.

— Останься, не уходи, останься со мной! — вылетали отрывисто тихие, жгучие слова.

Вдруг она приоткрыла глаза, впиваясь в него огненным хищным взглядом, и он невольно отпрянул, точно от прикосновения раскаленного железа, и проговорил печально:

— Чтобы опять быть изганным из рая!

— Все случилось вопреки моей воле. Ты не знаешь, в каких я живу мучениях. Ты понятия не имеешь!

— А я? А я? — простонал он, смертельно побледнев и хватаясь за сердце.

— Я люблю тебя! Я должна тебе все рассказать. Все! Пожертвуй мне сегодняшним вечером... Встанем, там идут пани Ожаровская и графиня Камелли.

«Какие новые путы готовит она мне?» — подумал Север, отходя немного в сторону, так как группа дам, приехавших с приема у Сиверса, окружила Изу. Он смотрел на нее уже значительно холоднее, как будто придя в себя от ее страстных намеков, которым он не поверил и одно воспоминание о которых было ему неприятно.

«Она лгала. Завтра она скажет то же самое другому. Она разошлась с Цициановым и думает обо мне: на безрыбье, мол, и рак рыба. Слишком уверена она в силе своей красоты», — угрюмо раздумывал он.

— Ну что, рыцарь? — услышал он позади себя негромкий голос подошедшего к нему Воины. — Крепость вывешивает белый флаг и мечтает о капитуляции?

— Старые фокусы для уловления легковерных, — ответил Север тем же тоном.

— Ты недурно маскируешь любовные карты, еще, чего доброго, скажешь: ва-банк!

— Если бы меня манил выигрыш... — улыбнулся Север апатично.

— Ну а как устраиваются твои дела здесь, в Гродно? — заговорил Воина на другую тему.

— Болтаюсь как неприкаянный. Как знаешь, был я в сейме, был сегодня у короля, был даже у Сиверса. Гляжу, слушаю, взвешиваю и начинаю думать, что или я не совсем в своем уме, или окружающие.

— Почему так? Разреши узнать.

— Сам знаешь лучше меня, — проговорил Заремба печально. — А ко всему вдобавок час тому назад я видел почти всю Речь Посполитую у ног Сиверса. Но я поженил свое отчаяние с надеждой и этим спасаю свои чувства.

— Не время и не место разговаривать здесь на эту тему, — заметил осторожно Воина.

— Этим все отвертываются от того, чтобы смотреть правде в глаза.

— Может быть, и лучше не видеть ее. Как находишь пикник?

— Невыносимо скучным. По крайней мере для меня.

— Ты прав, хотя фон Блюм и его соратники не жалеют труда и расходов, чтобы сделать пикник действительно идиллическим.

— Значит, мы развлекаемся за счет их самоотверженного великодушия.

— Князь Цицианов, Блюм, Арсеньев и другие рыцари того же ордена пожелали отблагодарить все польское общество за непрерывные балы и ассамблеи.

— Какие добрые! Ничего, в убытке не останутся; вернется им сторицей. Блюм имеет в этом уже недурной опыт.

Север рассказал Воине историю с Карпинским. Воина не принял ее слишком горячо к сердцу, а лишь, подперев подбородок золотым набалдашником тросточки, заметил язвительно:

— Из этого вывод, что Блюм — «активный гражданин», — так называют роялисты якобинцев и воришек. А где-то сказано: «Кто не дерет шкуры с ближнего, с того самого будет содрана шкура». Не знаю, верно ли цитирую, надо будет спросить у епископа Коссаковского. Пойдем, однако, отдать должные по чести пани Ожаровской.

Дорогу им преградила панна Тереня, накинувшаяся сразу на Зарембу.

— Так это вы меня опекаете? — воскликнула она с комическим упреком.

— Я вынужден был отступить перед капитанским чином. Куда мне равняться с фон Блюмом.

— Ага, теперь я знаю, откуда ветер дует! Сейчас скажу Изе, как вы ко мне нежны!

Сделала комический реверанс и убежала.

— Жаль беднягу Марцина, если принимает ее всерьез! У нее в голове только забавы да амуры.

— Все одинаковы, — прошипел Воина со злобой. — Я все больше преклоняюсь перед мудростью Магомета. Это единственный из мудрецов, который понял природу женщины и дал ей то, что ей было нужно: тюрьму гарема и виселицу в перспективе. Женщина — прекраснейшее создание природы, но, к сожалению, в такой же степени неудачное.

— Пан Воина опять что-то клевещет на женщин, — засмеялась Ожаровская, подходя к ним, окруженная свитой дам и молодых людей, штатских и военных.

— Напротив, я как раз сейчас восхвалял Магомета и радости гаремов.

— Так вы ненавидите женщин? — спросила графиня Камелли.

— С горя, что не могу их всех сразу любить!

— За такую ненависть он должен быть приговорен к пожизненному супружеству.

— Помилуйте, наказание чересчур жестокое! — воскликнул какой-то щеголь в полосатом фраке.

— Ужасно скучное и к тому же неостроумное! — решил один из братьев Кротовских.

— Вы в самом деле восхваляете гарем? — приставала княжна Четвертынская.

— Я люблю привилегии, которые могу поддерживать хлыстом и лаской! — иронизировал Север, пуская в ход уже, по своему обыкновению, такие ракеты каламбуров и злых острот, что все кругом хохотали, несмотря на прозрачно скрытые в них колкости.

Иза, приблизившись к Северу, шепнула ему:

— Я бы хотела уехать поскорее и незаметно.

— Жду твоего мановения!