Последний сейм Речи Посполитой

Перед третьим актом будет представлен балет под заглавием: «Потешные игры пресвятой троицы», в котором Щенсный-Потоцкий, Ржевуский и Браницкий протанцуют торжественный полонез под аккомпанемент пушечных залпов на фоне декорации горящих деревень и городов. В заключение же, для полного их удовольствия, состоится всеобщая резня не принадлежащих к конфедерации граждан.

Билеты по умеренным ценам, а то и просто в кредит, получать можно у Я. де Сиверса, де Бухгольца и у некоторых польских и литовских сановников».

По мере чтения лица у слушателей вытягивались и темнели, точно всех обдало ледяным ветром. Горечь рождалась в этих простых душах, и глубокая забота заставляла хмуриться лбы. Все смотрели друг на друга с чувством бессилия, но, по-видимому, хорошо поняли смысл афиши, так как кто-то начал ругаться, потрясая кулаком:

— Ах, сукины сыны! Ах, сукины сыны!

— До чего довели эти ясновельможные, до чего! — вздохнул другой.

— Ну и придумали же штуку! Едят их мухи с комарами, хи-хи! — засмеялся притворно Сташек, чтобы вызвать с чьей-нибудь стороны возражение.

— Тут нечему смеяться, — одернул его субъект в зеленом переднике.

Сташек нырнул в толпу, которая, однако, охотно тронулась за ним, когда он направился к доминиканскому монастырю, где у входа в ризницу висела афишка с таким текстом:

«Доводится до всеобщего сведения, что в Новом замке, в покоях его величества короля, происходит постоянная распродажа за наличные деньги оставшихся еще у Речи Посполитой воеводств и областей, а также разных не нужных больше украшений, как короны, скипетры, тексты королевской присяги, распродажа воинских частей и амуниции. Там же за умеренную цену можно купить российские титулы и высокие должности, ордена и отнятые у честных людей поместья».

Сташек читал сдержанным, серьезным тоном, так как человеческое скопище, состоявшее из уличных разносчиков, мастеровых, торговок и всякой городской шушеры, слушало его со все возрастающей серьезностью и вниманием. Окончив, еще больше начал он науськивать на врагов, — а умел он это делать лучше всякого другого, зная, где пустить шутку, где подхлестнуть насмешкой, а где умелым словом изобразить весь ужас насилия, грабежей и притеснения с таким уменьем, что у слушателей волосы становились дыбом. Был он как раз в ударе, когда вдруг послышалось цоканье копыт.

— Казаки! Спасайтесь! — раздались крики.

Но, прежде чем толпа успела разбежаться, мчавшийся во весь опор патруль врезался в нее, в воздухе засвистали нагайки, раздались крики попадавших под копыта. Через минуту не было никого у доминиканского монастыря, и только какой-то субъект в серой бекеше усердно срывал со стены афишку да какая-то важная дама остановила экипаж и, выглянув, спрашивала, что случилось.

— Донцы крестили в конфедератскую веру, — ответил Сташек, выползая из ризницы.

— Ловкий ты парень, за словом в карман не полезешь! Чей ты будешь, скажи-ка? — Она поднесла к глазам лорнет.

— Тятенькин да маменькин, мадам общипанная курица! — отрезал он и удрал. Остановился, только когда добежал до Зарембы, стоявшего словно на дежурстве у кафе. Рассказал ему все, что случилось, и, вдруг вытянувшись в струнку, зашептал скороговоркой:

— Смею доложить, ваше благородие, что мне нужно свернуть морду вон тому фрукту, что пялит на меня буркалы, — указал он глазами на серую бекешу. — Это из бокамповой псарни, с Мацюсем все искал случая снюхаться. Он же усердно помогает вербовщикам.

— Сделай вид, будто не знаешь его. Стань поближе и говори тише. Кто расклеивал афишки?

— Отец Серафим получил их вчера из Вильно, а кто расклеивал, не знаю. Смею доложить, что я читал их вслух толпе. Только не из моей команды эти горожане. Нет в них огня ни на грош: я им про насилия союзников рассказываю, а они только и знают, что вздыхают, в носу озабоченно ковыряют да божье имя понапрасну призывают. Вороны, что и говорить! В Варшаве народ чувствительнее; брось только им удачное словечко, они тут же тебя с места в карьер к замку готовы тащить и кого угодно, хоть самих градских стражников, тузить. Союзников дюже не любят, можно бы их здорово натравить...

— Потише! Где пан капитан? — перебил его Север, заметив, что неподалеку стоят русские офицеры.

— Да дует все в кредит у Дальковского. Как раз ищу монеты, чтобы его выкупить.

— Вечно ты только и знаешь, что острить.

— Эдакая слякоть кругом, пан поручик, что ничего другое ко мне не липнет. Разрешите, ваше благородие, хоть несколько злотых для моего пана, а то, если будет дуть так до полудня, — и нескольких червонцев не хватит.

— Сейчас там буду, пускай подождет меня.