Последний шедевр Сальвадора Дали

Анна тогда заметила, что педагог покраснела и ничего не ответила, хотя нахалку не мешало бы поставить на место. Но кто из учителей решился бы спорить с той, чьи родители неплохо платили за обучение. Эти деньги позволяли содержать в школе детей талантливых, но бедных. Так что во имя искусства можно было и пренебречь выпадом девицы. Тем более что в ее случае было совершенно не важно, пострадает изображение или нет. Никакой художественной ценности ее рисунки не представляли.

Но инструмент, инструмент, которым она работала… У Анны перехватывало дыхание. У мольберта занимала свое место палитра ручной работы с инкрустацией из красного дерева. Раскладывался красного же дерева чемоданчик с великим разнообразием красок: масляные, акварельные, гуашь, специальные по керамике, стеклу и металлу и многие такие, назначение которых не было известно их обладательнице.

А потом вынимались кисти. Совершенно волшебные, абсолютно невероятные, невообразимые даже в мечтах. Анне хотелось хотя бы кончиком пальца провести по меховым пушистым волосинкам, чтобы на мгновение ощутить свою причастность к прекрасному. Она и не думала просить. Даже сама мысль о том, чтобы просто заговорить с хозяйкой сокровищ, не могла возникнуть. Она бы не удостоила Анну и поворотом головы, не то что взглядом и тем более словом. Анне оставалось лишь молча смотреть на эти прекрасные кисти, день за днем поддаваясь невиданному искушению дотронуться до них. О том, чтобы попросить родителей купить такие, не могло быть и речи. Профессиональные кисти стоили целое состояние, а отец как раз остался без работы. Анна не смела воображать себя хозяйкой подобных драгоценностей, она лишь хотела подержать их в руках.

И вот однажды она заметила, как Изабелла, повернувшись за чем-то, задела локтем мольберт, и одна из кистей упала вниз и подкатилась прямо к ноге Анны. Изабелла обернулась, не слишком усердно пошарила взглядом по полу и, ничего не заметив, вернулась к натюрморту. Улучив момент, Анна быстро подняла кисть и еще быстрее спрятала ее в своей сумочке. Никто не заметил ее маневра, но девочке казалось, что внимание класса приковано именно к ней. Щеки пылали, биение собственного сердца грохотало по сравнению с еле слышным шуршанием карандашей и ластиков.

– Анна, детка, тебе нехорошо? – раздался обеспокоенный голос учителя. – У тебя жар? – Пытливая рука прикоснулась ко лбу девочки.

– Все в п-п-порядке, – промолвила Анна чуть слышно, еще пуще краснея.

– Но я же вижу! Может, тебе лучше пойти домой?

– Да, наверное. – Анна торопливо схватила вещи и выскочила из класса, испытывая одновременно и страшные угрызения совести, и огромное облегчение.

Она не запомнила дороги домой. Влетев в квартиру и едва взглянув на мать, выпалила:

– Мне надо закончить натюрморт.

– А почему вас отпустили?

Анна уже закрывала дверь в свою каморку.

– Не знаю. Велели закончить дома. – Соврать, глядя матери в глаза, она бы не смогла.

С заходящимся в приступе удушливого стыда сердцем она достала из сумки свое сокровище. Кисточка была еще прекрасней, чем ей казалось. Шелковые тончайшие волоски застыли, как солдаты, готовые нарисовать самую красивую картину на свете. Анна положила лист со своим натюрмортом на стол и принялась за работу. С таким удовольствием не писала она никогда прежде. Руки, казалось, двигались сами, влекомые чудесной кистью. Фрукты получились свежими, натуральными. Анна смотрела на картину, и ей мерещилось, что она слышит запах персиков.

– Мам! – позвала она, когда закончила. Мать вошла в комнату. – Что скажешь?

Девочка показала натюрморт.

– Здорово!

Похвала была искренней. Но никакого удивления мама не проявила.

– Здорово, – повторила она, – впрочем, как всегда.

– Но это гораздо лучше, чем всегда! – расстроилась Анна.

– Разве?

Причина ее расстройства была непонятна.

Девочка схватила папку своих рисунков, отыскала несколько натюрмортов, разложила их на столе рядом с только что законченным:

– Разве нет разницы?

– Ну, здесь разные фрукты. А вот тут на самом крайнем еще и кувшин.

– И только? – Анна была разочарована.

– А должно быть что-то еще?

– Конечно! Сегодня у меня должна быть новая техника. И свет должен быть лучше, и краски.

Девочка почти плакала.

– А сегодня что-то случилось?

– Мне дали попробовать новую кисть.

– Ну и что?

– Ну, ею рисовать гораздо приятнее.

Взгляд матери выхватил на столе лежащую кисть, снова пробежался по рисункам.

– Знаешь, Анна, возможно, я ничего не смыслю в технике живописи, в цвете и так далее, в искусстве вообще, но могу сказать тебе одно, что очевидно любому человеку, даже далекому от творчества: никакие кисти не сделают из ничтожества великого художника. И наоборот: дай таланту хотя бы перо и он подарит миру шедевр.