— Я этого не просила, — сказала я. — Жалуйся папе.
— Да, с тех пор, как ты оттащила его в Токио, он не может говорить, — сказала Марлин.
— Это не моя вина!
— Все еще уклоняешься от ответственности? Всю жизнь я нянчилась с тобой, потому что ты была такой хрупкой, особенной. Хватит. Пора тебе самой бороться за себя.
— Я это и делаю.
— Почему тогда неонацисты попали в мою жизнь и пытаются пристрелить меня? А? Почему я страдаю от последствий твоих решений?
Я мешкала слишком долго, глядела на нее. Розовые точки появились на ее щеках. Ее глаза расширились, бросая мне вызов. Но я не могла придумать объяснение. Я не просила быть баку, но каждый шаг вел нас сюда. Она была права.
Марлин возмущенно выдохнула.
— Так я и думала. Ладно, Кои-чан, — сказала она, мое имя звучало с презрением. — Я ухожу. Ты не сможешь полагаться на сестру. Я отправлюсь к папе в Синай. Я хочу перевести его в институт Головного и спинного мозга. Ему нужны препараты и помощь экспертов. Ему не нужны большие орлы и выстрелы.
— У меня еще остались деньги за учебу на счету. Я могу помочь с оплатой.
— Не переживай, — сказала Марлин. — Я знаю, что я не могу отправиться домой, но я не смогу видеть тебя какое-то время. Я найду для себя место, буду сообщать о прогрессе папы, но не звони и не пиши мне в ответ. Нам нужно время, чтобы понять, какое место у меня в твоей жизни.
— Марлин.
— Никакого имбиря, — сказала она. — В этой ситуации нет никакого имбиря, — она встала. — Разбирайся со всем этим, Кои, — добавила она на английском. — И не затягивай, — она закрыла глаза, качая головой. Дыхание застряло в ее груди. Она развернулась и выбежала из Хитмана.
«Сестра бросила меня», — и она забирала папу с собой. Всю мою жизнь — и когда папа нас бросил, и после смерти мамы — Марлин была постоянным элементом. Без нее я словно сбилась с тропы среди тенистого леса Бротон Блафф, и луна со звездами не озаряли путь домой.
Кен нашел меня через десять минут, я сидела там, слезы тихо катились по лицу. Он сел напротив меня, не влезая в мое пространство. Через пару мгновений он передал мне пачку салфеток с накрашенным лицом девушки из бара в Синдзюку. Я скомкала пачку, не могла смотреть на девушку и вспоминать то, что было в Японии. Побег домой не спасал от проблем баку или от Совета.
— Кои? — сказал Кен через миг. — В комнате не будет удобнее?
— Наверное, — сказала я. — Но я не могу сдерживаться на публике.
Кен подошел к моему дивану.
— Это ты себя укоряешь. Идем, Кои. Идем в номер, — его тон смягчился. — Обещаю, там будет шоколад.
Я позволила ему поднять меня и отвести к лифту, ладонь лежала на моей пояснице. Было бы просто прижаться к Кену, ощутить его дыхание на лице, сильные руки вокруг меня и изящные длинные пальцы на моей щеке. Но Кен не был таким камнем, как Марлин. Он доказал в Токио, когда выдал Совету мое полное имя и скрывал от меня свою верность. Словно он не доверял мне взрослые дела.
Мы вошли в номер, и я сбросила дурацкие сапоги, натертые пальцы ног погрузились в мягкий ковер. От вещей воняло дымом, но я так бросилась на кровать и отодвинулась от Кена. В Портлэнде он стал Кеном, которого я знала. Кеном, который пошел за мной к безумному профессору в колледж, доверил мне разобраться с Кваскви. Он не давил на меня советами, не манипулировал мной своими чувствами, лишь становился хищным кицунэ, когда мои любимые были в опасности. Как этой ночью.
Каким же он был? Старый наглый страж Совета? Или мужчина, сидевший на стуле на моей кухне и пробующий переваренные спагетти с подгоревшим соусом, чтобы меня успокоить?
Было безумно ожидать идеального рыцаря. И что с того, что он жил дольше Мафусаила? Не все восьмидесятилетние были мудрецами. Долгая жизнь не обязательно делала мудрее, просто давала больше времени облажаться. Я повернулась на спину, Кен стоял у изножья кровати, скрестив руки на груди. Миг затянулся, он медленно приподнял бровь — вопрос, вызов. Я не знала, могла ли ответить.
Может… может, вихрь истинной любви, как было в книгах и фильмах, был не для меня. Может, моим шансом на близость был этот — два сломленных человека хотели поделиться друг с другом своими осколками. Злые обвинения Марлин о моей безответственности звучали как саундтрек к картинкам — испуганное лицо Дзунуквы на площади, когда я чуть не осушила ее, свидетели-люди, Брайан, Замок ведьмы, а потом безжизненные глаза Юкико, окруженные спутанными белыми волосами, угасающими в бесконечной тундре в ее самом интимном сне.
Может, все монстры заслуживали только осколки.
— Ты слишком тихая, — сказал Кен. — Я прилягу рядом с тобой, — он сделал паузу, ожидая разрешения.
Я прикусила губу и кивнула. Кровать прогнулась, он устроил длинное мускулистое тело рядом с моим. Он согнул локти и опустил голову на сцепленные ладони.
— Так… у твоей сестры проблемы с тем, как все прошло ночью.
Я снова кивнула.
— Да, — сказал он.