– Ну, считается, что нельзя проливать христианскую кровь, тем более, кровь василевса. Нет такой темницы, из которой нельзя было бы сбежать, но вот слепой править не может. Раньше глаза несчастным просто вырывали или выдавливали, от чего они, конечно, умирали в ужасных страданиях, а потом придумали выжигать их раскалённым прутом, причём железом в глаза не тыкали, а подносили прут и ждали, пока зрение померкнет…
Гильома передёрнуло:
– Выходит, не лгал этот юнец.
– Выходит, не лгал. А что он ещё рассказывал?
– Рассказывал, что его долго держали в темнице вместе со слепым отцом, но охраняли плохо. Придворные, оставшиеся верными Исааку, подготовили отцу и сыну побег, но отец бежать отказался, чтобы не быть обузой сыну, а тому приказал бежать и собирать войско против своего дяди, вот он и явился в Венецию. А ты помнишь этого Алексея, брата Исаака?
– Видеть я его не видел, я же тогда мальчишкой был, но взрослые про него говорили многое, кое-что я запомнил. Болтали, что во время коронации Алексей III замешкался у Царских дверей Святой Софии.
– Это такой громадный собор с куполами, как надутые паруса? – перебил Гильом.
– Да, он.
– Достойный дом Господа, – уважительно сказал крестоносец. – Во Франции я не видел таких.
– Мы уже давно не умеем строить ничего подобного… Так вот, сначала подумали, что император тщательно и прилежно, выводя каждую букву особыми пурпурными чернилами, пишет Символ веры, как полагается по ритуалу, но оказалось, что он ждёт, когда астролог с галереи даст знак о том, что звезды благоприятствуют коронации. Конечно, многие прибегали к услугам гадателей и астрологов, но заниматься магией в храме Божьем – грех.
По выходе из врат Софии царю подвели изумительно разубранного арабского скакуна, который вдруг начал ржать и брыкаться. Когда Алексей все же ухитрился вскочить в седло, конь встал на дыбы, и с головы Алексея слетела корона, а из неё выпало несколько драгоценных камней. Ничего хуже этого уже быть не могло.
В доме моего отца бывал почтенный Никита Хониат,[59]
муж весьма мудрый и учёный. Он и рассказывал, что Алексею сразу же привели другого коня, но торжественный выезд свершался уже не при целой короне, и это было сочтено неблагоприятным предзнаменованием.По предсказанному и вышло. Когда крестоносцы осадили Константинополь, Алексей III не сумел организовать его оборону и бежал, запятнав царские одежды позором.
– И вот при виде этого ничтожного юнца, – подхватил Гильом, – Дандоло, самый большой ненавистник и завистник ромеев, но дож умнейший из умных, вдруг понял, что месть его наконец-то может совершиться. Он годами повторял в уме и перечислял, сколько бед было причинено венецианцам ромеями, но военной силы у него не было, ведь венецианцы торговцы, а не воины. А тут в его распоряжении вдруг оказалось могучее воинство. И он в сердце своём решил, что воины Христа сначала вернут Венеции Зару, а потом отомстят Византии за нанесённые обиды и бесчестия. Но крестоносцам он тогда ничего не сказал, ибо могучий ум, несвойственный древнему старцу, соединял со змеиной хитростью. А когда крестоносцы поняли, за что им придётся сражаться вместо Гроба Господня, было уже поздно.
На восьмой день праздника Святого Ремигия[60]
флот вышел в море. И у каждого из знатных людей был свой неф – для него и его вассалов, и свой юисье – для его коней, и у дожа Венеции была своя галера, вся алого цвета, и на носу её развевался алый шёлковый стяг. Четыре трубача трубили в серебряные трубы и гремели кимвалы, и столько колокольчиков, и барабанов, и иных инструментов, что это было настоящее чудо. Бонифатий Монферратский велел всем священникам и монахам подняться на корабельные башни и там петь «Приди, о дух всевиждущий». И когда флот отплыл из гавани Венеции, все эти галиоты, все эти богатые корабли и столько других судов — это было со времени сотворения мира самое великолепное зрелище. Они плыли, натянув паруса и с поднятыми на корабельных башнях стягами и флажками, и можно было сказать, что всё море кишело кораблями.И вот, накануне дня Святого Мартина[61]
флот, пройдя Далматинское море,[62] появился перед Зарой. Город был хорошо укреплён, окружён каменными стенами, в углах которых имелись боевые башни. Взять такой город без длительной осады казалось немыслимым, хотя крестоносцы и везли с собой камнемёты и другие осадные машины.Стояло чудное, тихое утро… Ночью все корабли собрались на рейде, а утром начался штурм. Нашим кораблям окованными носами удалось разорвать железную цепь, запирающую гавань, и вскоре смогли начать высадку. Горожане не пытались препятствовать, и в день Святого Мартина город оказался в осаде.
На другой день из Зары вышли люди, и они явились переговорить с дожем, который был в своём шатре, и сказали ему, что готовы сдать город и все своё добро на его милость, чтобы спасти свою жизнь. Но Дандоло не сказал им ни да, ни нет, лишь пообещал посовещаться об этом с графами и баронами.