Последний Совершенный Лангедока

– Давно. В девяностые годы в Ереване было очень тяжело, и Армену пришлось перевезти семью сюда. Он купил этот подвал и переделал его в кафе, ресторан или клуб – не знаю, как лучше сказать. У нас Армена многие знают. Юбилеи, звания, должности – всё стараемся отмечать здесь. Посторонние сюда почти не заходят. С улицы вывески не видно, да Армен и не стремится к наплыву посетителей. Сейчас здесь спокойно, но был момент – обложили его данью бандиты. Он не хотел говорить, да мы узнали. Жена его, Луиза, призналась тайком. Тогда я помог немножко, надел боевую шкуру и сходил на приём к высокому начальнику. А ещё и генерал наш подключился, он Армена тоже знает. Ну, оперативники у нас народ резкий, вопрос за один вечер порешали.

– Боевая шкура – что это?

– Да военная форма. Мы же не носим её никогда.

Ольга с интересом рассматривала зал. Подвал был очень старым, с низковатым сводчатым потолком и массивными колоннами, окна в глубоких амбразурах почти не давали света. Зал освещали бра и расставленные по углам светильники. Столы были без скатертей, а на жёстких деревянных стульях лежали пёстрые подушки. Оштукатуренные стены были расписаны видами Армении вперемешку с портретами.

– Странная идея – рисовать портреты в ресторане, кажется, что эти люди будут заглядывать мне в рот. Это родственники хозяина?

– Нет, конечно. Армяне очень гордятся своим прошлым и великими людьми. Всех я не знаю, если хочешь, можем спросить у Армена. Вот это – Месроп Маштоц, создатель армянской письменности. Из Византии он привёз Библию и перевёл её с греческого языка на армянский. Он жил давно, в четвёртом веке. А вот это Комитас, он почти наш современник, умер перед Второй мировой войной. У армян была своя нотная грамота, хазовое письмо, но со временем его разучились читать. Записи древней музыки были, но как её исполнять, не знал никто. Комитас потратил многие годы на расшифровку хазов. Говорят, на первых концертах, когда впервые за пятьсот лет зазвучала, казалось, навсегда утраченная музыка, взрослые мужчины плакали. На склоне лет Комитас потерял рассудок и двадцать лет, до самой смерти, провёл в психиатрической лечебнице.

Ольга передёрнула плечами.

– Холодно?

– Страшно…

Подошёл Армен и начал расставлять на столе тарелки с сыром, подогретым лавашем, зеленью, маринованным чесноком и горшочки с разноцветными соусами. Посуда была глиняная, грубой ручной лепки, ножи и вилки с потемневшими деревянными накладками. Рюмок и бокалов Армен не признавал, на столах у него были только отмытые до синевы гранёные стаканы, классические, мухинские, с ободком. «Обязательно надо видеть цвет вина и чувствовать тяжесть бокала в руке», – объяснял Армен. Вино он всегда выбирал сам, не спрашивая у гостей, и приносил его в глиняных кувшинах. Никто толком не знал, какое вино пьёт, но жалоб я не помню. Иногда выбор Армена был неожиданным, но всегда оказывалось, что вино замечательное и на редкость подходит к еде.

– Это мшош, а это – схорац, – принялся объяснять Армен, показывая на блюда, – потом будет суп с курагой и кюфта.

– А… из чего он, ну, вот этот мшош и схорац? – осторожно спросила Ольга.

– Мшош – это блюдо из очень-очень старой армянской кухни. Делается из чечевицы, кураги, орехов, ну, и пряностей, конечно. Его мажут на лаваш и кушают как закуску. Схорац это… как это по-русски? А! Такие лодочки из баклажанов с овощной начинкой. Надо кушать тёплыми.

– Какой необычный язык, – вздохнула Ольга, – как будто камешки катятся с горы. Наверное, я бы не смогла говорить по-армянски…

– У нас тридцать согласных, – улыбнулся Армен, – но это не мешает армянским женщинам трещать как… как армянкам!

Армен разлил янтарно-жёлтое вино по стаканам:

– Попробуйте!

– Выпей с нами за встречу, прошу.

– Хорошо. Я даже посижу с вами немного, если позволите, послушаю из зала. Вам повезло: сегодня играет Мкртич!

В зале медленно погас свет. Армен щёлкнул выключателем и под потолком вспыхнул прожектор, которые театральные осветители называют «пистолет».

На сцену поднялся седой, очень сутулый человек в чёрном шёлковом жилете и в белой рубашке. В руках у него была деревянная трубка. Старик неторопливо устроился на стуле, смешно пожевал ртом, как делают духовики, разминая губы, поднял инструмент, блеснули запонки на крахмальных манжетах и… зал ресторанчика пропал.