Последний верблюд умер в полдень

Ещё несколько минут ходьбы — и туннель открылся в большое пространство. Снова зашипев, Аменит подвела нас к тому, что казалось глухой стеной.

— Тише! — выдохнула она. — Тише! — Потом задула лампу.

Я даже не представляла себе, какой непроницаемой может оказаться тьма.

А затем — свет, как благословение. В стене перед нами открылось небольшое оконце. Из него вырывался свет — слабый, жёлтый и мерцающий, но более желанный, чем самый яркие лучи солнца. Я крепко схватила Рамзеса за руку и толкнула его левой ногой: он отталкивал меня, пытаясь заглянуть в отверстие, но оно находилось выше уровня его глаз. Щека Эмерсона прижималась к моей, когда мы вместе взглянули в открывшийся перед нами зал.

Археологическая лихорадка! Есть ли иная страсть, сравнимая с ней по силе? Она охватила меня не в меньшей степени, чем моего удивительного супруга. В предназначении этого помещения не было никаких сомнений. Богатая мебель, резные сундуки, большие кувшины с вином и маслом, статуи, украшенные позолотой и фаянсом, озарялись светом нескольких алебастровых ламп. Piece de resistance[160] находился на низком ложе в центре комнаты — разложившийся труп, превратившийся от времени и естественных процессов распада в полускелет. Пожелтевшие зубы обнажились в отвратительной ухмылке, а кости одной руки прорвали иссохшую плоть.

— Они не практикуют мумификации, — воскликнул Эмерсон. — Трудно получить натрий[161], я… мммф!

Я не знаю, кто — Реджи или Аменит — напомнил ему, несколько насильственно, о необходимости молчания, но жест принёс желаемый результат. И как раз вовремя. Свет усилился. Он шёл из ламп, которые несли две фигуры с так хорошо известными нам очертаниями — две Служанки, запелёнутые от макушек до пят. Но я не думала, что одна из них — Ментарит.

За ними вошла Верховная жрица.

Лишь вышитые золотом одеяния отличали её от других. Жестом она отдала приказ. Служительницы повесили светильники на грудь и присоединились к ней, по одной с каждой стороны, заняв место перед ужасными останками. Три голоса слились в тихом напеве.

Аменит выполнила нашу просьбу. Перед нами стояла Верховная жрица. Но если она не снимет покрывало, длинный, извилистый и опасный путь окажется проделанным напрасно. К счастью для моих нервов, церемония была короткой — можно сказать, чуть ли не поверхностной. После короткого хора три фигуры опустились на колени, поднялись и вновь опустились. Две боковые остались на коленях. Та, что в центре, встала и подняла руки к лицу. Вуаль задрожала и упала. Тогда — признаюсь со стыдом — я закрыла глаза. Причиной явилось то, что жрица поцеловала иссохший лоб трупа.

Жрица — но не миссис Форт. Смолянисто-чёрные волосы и гладкие коричневые щёки принадлежали высокопоставленной кушитской девушке.

Я бы скорее оставил Рамзеса

Я отошла от окна так, чтобы Эмерсон смог поднять Рамзеса, который всё более повелительно толкался и пихался, настаивая на своём желании тоже увидеть происходящее. Через несколько минут свет в зале померк, но полного мрака не наступило. Лампы, бросавшие отблеск на мертвеца, будут гореть, пока не окончится масло — иронический комментарий к краткости человеческой жизни. Мы тоже окажемся в темноте, когда иссякнет наш собственный свет.

Я так погрузилась в философские и иные размышления, что шёпот Реджи прозвучал, будто крик:

— Ну, что? Это…?

Только тогда мне пришло в голову, что у него не было шанса увидеть что-либо.

— Нет, — прошептала я.

Обратный путь проходил в полном молчании. Я размышляла о смысле жуткой церемонии и составляла в уме для будущей публикации заметки о содержимом погребальной камеры, но одновременно находилась в тисках бессмысленной грусти. Я никогда не верила в теории Рамзеса о том, что миссис Форт была Верховной жрицей, но позволяла себе надеяться. Судьба бедной молодой невесты всегда казалась мне более трагичной, чем её мужа. Он, по крайней мере, знал, на что шёл, в то время как она следовала за ним преданно и без вопросов, уповая на его суждения и на способность защитить её.

Возможно, это было глупо, но благородно. Я чувствовала родство с ней — не с её глупостью, но с её мужеством.

Мы вернулись домой без происшествий. В комнатах было темно и пустынно, как и тогда, когда мы оставили их.

— Я хотела бы искупаться, — мягко сказала я Эмерсону, — но предполагаю, что это чревато риском пробуждения прислуги. Эмерсон, а как насчёт нашей одежды? Она вся в пыли и паутине, а это может предупредить шпиона.

Аменит поняла — то ли весь разговор, то ли его часть. Она хихикнула.

— Я спрячу. Дайте её мне.

— Что, прямо сейчас? — возмутился Эмерсон.

— Не время для шуток, профессор, — заметил Реджи. — Немедленно отправляемся в постель. Стража меняется в полночь.

И поспешил к своей комнате, следуя собственному совету. Аменит отправилась с ним. Я не видела их в темноте, но два силуэта были настолько близко друг к другу, что я подумала — должно быть, его рука обнимает её. Наших ушей достиг тихий смешок, и очертания растворились в тени.

— Слышал, Эмерсон? — прошептала я. — Стража меняется в полночь.