Последний верблюд умер в полдень

В действительности я поняла, что моим гостем был Тарек, как только он… Ну позвольте мне выразиться следующим образом. Я знала, что молодой человек, чьё тело так тесно прижималось к моему, явно не был кем-то из маленьких недоедающих рабов. В те времена, когда Тарек маскировался под Кемита, я имела возможность любоваться — с чисто эстетической точки зрения — его замечательной мускулатурой. Существует определённая аура… Читатель поймёт, почему я не упоминала об этой улике моему дорогому мужу.

— Хм? — вопросительно сказал муж. — Опять туше, Пибоди. И хорошая работа.

— Спокойной ночи, Эмерсон.

— Спокойной ночи, моя дорогая.

Сон, благословенный сон, который заботливо окутывает рваной пеленой…

— Пибоди!

— Господи, Эмерсон! Что на этот раз?

— Это та книга, которую принесла Ментарит?

— Если ты нашёл её на кровати или под ней, то так и есть, — раздражённо отозвалась я. — Согласна, что её следовало спрятать, но я так удивилась, что просто куда-то бросила её.

— Ты знаешь, что это за книга?

— Нет, откуда? Было темно, и я не прочитала название.

Эмерсон безмолвно протянул мне томик. Болезненный серый свет зари придавал его лицо мертвенную бледность.

— «Копи царя Соломона», — прочла я. — Генри Райдер Хаггард.

— Я должен был знать, — глухо пробормотал Эмерсон.

— Знать что?

— Откуда Тарек заимствовал высокопарную манеру разговора и свои сентиментальные представления. Его речь такая же, как у проклятых туземцев в этих проклятых книгах. — Эмерсон рухнул со стоном, вырвавшимся из глубин души. — Форту за многое придётся ответить.

— Ты не должен его обвинять, — ответила я.

— Что ты имеешь в виду?

— Эта книга не публиковалась до исчезновения мистера Форта. Я в этом году повсюду возила с собой томик, потому что это одна из моих любимых… а вот и моё имя. Я оставила её в пустыне, когда нам пришлось выбрасывать лишний багаж. И Тарек, должно быть, тогда и взял её.

Стало светлее. Эмерсон повернул осунувшееся лицо ко мне.

— Почему? — спросил он, запинаясь. — Зачем ему эта ч… дурацкая книжонка?

— Ну, с его стороны было умно использовать именно эту книгу, как талисман. Если бы её обнаружили, то посчитали бы, что её привезла я. Но боюсь…

— Чего?

— Боюсь, что он взял книгу по самой простой из возможных причин, — заключила я. — Он хотел её прочитать. Как трогательно, Эмерсон, когда думаешь об этом. Приобщившись с помощью своего учителя к радости чтения и красотам литературы, этот умный и чувствительный молодой человек…

Не буду воспроизводить ответную реплику Эмерсона. Она характеризует его не с лучшей стороны.

Я надеялась, что Аменит будет спать допоздна, и собиралась последовать её примеру, но с утра она была на ногах, как ни в чём не бывало. Хотя я и не могла увидеть выражение её лица, ничто в поведении или движениях не заставляло подозревать, что она находилась под воздействием наркотиков. Наоборот, была живее, чем когда-либо. А вот Реджи не выходил из комнаты до позднего утра, и от его первых слов моё сердце чуть не выскочило из груди.

— Что, чёрт возьми, эти дикари подмешивают в вино? Я со студенческих времён ничего похожего не испытывал.

— А я слыхала подобные отговорки от других молодых людей, которые пили слишком много, — серьёзно ответила я. — Предполагаю, что вы праздновали ​​воссоединение со своей возлюбленной, но, если мне позволят так выразиться, то это отягощает, а не смягчает ваше ​​преступление.

Реджи обхватил голову руками и застонал:

— Не читайте мне нотации, миссис Амелия, я едва на ногах держусь. Но — его голос упал до захватывающего шёпота — договорённости остаются в силе. Это произойдёт сегодня вечером.

Я взглянула на Эмерсона. Его ответ заключался в легчайшем повороте головы вбок, ибо мысленная связь, объединяющая нас, настолько сильна, что слова излишни. «Подожди, — сообщил он мне. — Не возражай. Может случиться что-то ещё».

Я, конечно, надеялась на такой случай, потому что мы были не в состоянии изобрести убедительный, но ​​невинный повод для отказа от побега. Если ничего не случится до того, как наступит фактический момент отъезда, придётся прибегнуть к внезапной болезни, разыграть приступ безумия, или (это моя идея, и, по-моему, довольно остроумная) Рамзес скроется так, что его не смогут найти. Когда я спросила его, сможет ли он устроить что-нибудь в этом роде, получила в ответ любезно-презрительный кивок.

Эмерсон утром выглядел вполне нормально, разве что чуть тише, чем обычно. Единственным признаком волнения было непрестанное курение. Я завидовала пристрастию к проклятому табаку, с помощью которого муж успокаивал свои нервы, ибо я, безусловно, нуждалась в помощи. Я не верю в сверхъестественное — это запрещено Писанием — но совершенно убеждена в том, что некоторые люди чувствительны к тонким флюидам мыслей и чувств. Я — одна из таких, и тем утром даже полной грудью вздохнуть не могла. Воздух был наполнен тяжёлыми предчувствиями.