— День не берёт в супруги ночь, а чёрный — белую.
— Чушь! — вмешался Эмерсон. — Дурацкая болтовня!
— Тише, Эмерсон, — промолвила я. — Ты благородный человек, Тарек.
— Она должна вернуться к своему народу — таково было желание отца, — сказал Тарек. И снова вздохнул. — Я женюсь на Ментарит, которую тоже люблю, и она будет моей Старшей Женой, Королевой Святой Горы.
Он остановился и высоко поднял светильник.
— Теперь мы будем ползти, как ящерицы, под открытым небом. Слушайте меня. От Форта я также узнал, что все люди — братья перед лицом закона. Когда он послал меня, чтобы найти народ Нефрет, я увидел мир белого человека. Там существуют жестокость и страдания, но некоторые из вас стремятся к справедливости. Я хотел принести эту справедливость моему народу. Я узнал, что и другое, о чём Форт предупредил меня, было правдой. Солдаты английской королевы собрались, как саранча, вдоль великой реки. Когда-нибудь они найдут и наш город, и мы уподобимся мышам в когтях священных кошек Бастет. И только я могу подготовить свой народ к таким испытаниям. Только я способен положить конец страданиям
Он не дал нам возможности задать дополнительные вопросы, поспешив дальше. Когда мы протиснулись через дыру в склоне, он ускорил шаг. Луна спускалась. Ветерок, охлаждавший наши потные лица, нёс с собой свежий запах утра.
Когда Тарек остановился, мы находились всё ещё на некотором расстоянии от нашей обители, но я уже видела её очертания: небо заметно посветлело.
— Я говорил слишком долго, уже поздно, — прошептал он. — Можете ли вы сами найти путь отсюда? Вы должны быть у себя прежде, чем солнце поднимется над горой — так же, как и я.
— Да, — ответила я. — А как насчёт Аменит? Она…
— Шпионка моего брата, — произнёс Тарек. — Но в вино, которое она пила вместе с любовником, подлили сонное зелье. Ничего не говорите ему об этом! Он верит в ту ложь, что сказала она, а сам он… Нет времени! Прочь!
И, последовав собственному совету, растаял во тьме, как тень. Звук его шагов был не громче, чем шелест сухой травы на ветру.
Мы не были столь опытны, как он; мы не могли произвести больше шума, даже если бы жарили по пути яичницу. Но скорость казалась более важной, чем тишина. Вонь от гниющего мусора привела нас к воротам, которые были открыты, и, пока мы бежали через двор, для нас чудесным образом открывался путь — тела поворачивались, как будто спящие уворачивались от наших ног; стражники Эмерсона оставались на своих постах. Но, когда мы бежали по коридору к нашей гостиной, я услышала в отдалении звук шагов марширующих мужчин.
— Мы почти на месте, — пробормотал Эмерсон, вытирая лоб. — Быстрее, Рамзес.
Рамзес не произнёс ни слова и не замедлил шаг, даже когда Эмерсон сорвал с него килт и сунул мне.
— Что ты сделала с другой одеждой? — рявкнул он, сдирая собственную грязную и мятую одежду.
— Под кроватью. Но я думаю, вряд ли разумно…
— Совершенно верно. Вот! — Он ухватился за край моего халата и рванул его, закружив меня волчком. Эмерсон свернул одежду, засунул её в корзину, толкнул меня на кровать и упал рядом со мной.
— Вот так, — сказал он, выдохнув изо всех сил.
— Не могу не согласиться, дорогой. Какое открытие — какое удивительное развитие событий! Признайся, Эмерсон; ты был удивлён не меньше меня?
— Меня как громом поразило, моя дорогая Пибоди. Миссис Форт, похоже, уже находилась в интересном положении, когда я повстречал её, но, конечно, такая идея не приходила мне в голову — и надеюсь, что и её мужу. Ни один мужчина, достойный этого имени, не возьмёт даму в деликатном состоянии в подобное путешествие.
— Но это должно было прийти в голову
— А ты бы сказала мне, Пибоди? — Восстановив дыхание, Эмерсон вознамерился пресечь моё собственное.
— Ну… Я надеюсь, у меня оказалось бы достаточно здравого смысла. Но она была очень молода и, я полагаю, безумно влюблена. Бедная девочка — она заплатила страшную цену за неуместную преданность, но, по крайней мере, была избавлена от знаний о судьбе, угрожавшей её ребенку.
— Мы сможем увезти девочку без всяких трудностей, Пибоди.
— Конечно. Мы… Господь Всеблагий, Эмерсон! Мы должны бежать завтра — нет, во имя Небес, сегодня вечером! С предательницей Аменит!
— Проклятье, верно. Я и забыл. — Эмерсон перевернулся на спину. — Нам придётся изобрести какой-нибудь предлог, Пибоди. Если мы скажем Фортрайту, что его возлюбленная — лгунья и шпионка, он не поверит нам.
— Он будет защищать её, — согласилась я. — Я начинаю разделять твоё мнение о молодых влюблённых, Эмерсон; они могут быть ужасно неприятны. Жаль, мы не успели посоветоваться с Тареком.