Последний верблюд умер в полдень

Зрители отступили, оставив проход между Тареком и его братом. Тарек был покрыт дюжиной кровоточащих ран, но сохранял царственную осанку, и мрачная улыбка играла на его губах. Контраст между ними — одним, отмеченным шрамами в доблестной битве, и другим, в первозданно чистой и изящной одежде — вызвал ропот среди зрителей, и отнюдь не только среди последователей Тарека. Возможно, Настасен понял, что теряет преданность своих людей, и это подкосило его мужество; возможно, сыграли роль явное презрение брата, или надежда, что Тарек устал и ослабел от потери крови. Настасен расстегнул украшенный драгоценными камнями пояс и отбросил его в сторону вместе с халатом.

— У меня нет оружия, — сказал он. — Убей меня, беззащитного и безоружного, если хочешь… брат.

Тарек указал на одного из своих людей.

— Дай ему свой ​​меч.

Настасен взял меч, иронически поклонившись владельцу, сделал несколько пассов, словно испытывая баланс и вес, а затем без предупреждения бросился на Тарека. У того не осталось времени, чтобы парировать; только ловкий прыжок в сторону спас его.

Зрители столпились вокруг, толкая друг друга, чтобы лучше рассмотреть, будто следили за спортивным состязанием. Отвратительное проявление дикости, животрепещущей в мужской груди, мешало мне видеть поединок. Рамзес взобрался на кресло и, встав на цыпочки, пытался заглянуть через головы зрителей. Я схватила его за руку.

— Немедленно слезь и стой рядом со мной. Если я потеряю тебя снова, то накажу от всей души. Эмерсон, ты тоже… Да пропади оно всё пропадом! Куда девался твой отец?

— Туда, — указал Рамзес.

Эмерсон поспешил присоединиться к аудитории. Его голова подпрыгивала вверх и вниз, и он выкрикивал советы — боюсь, бесполезные для Тарека. Такие слова, как «финт» и «выпад», естественно, ничего для него не значили.

Сражение затягивалось на больший срок, чем я ожидала; моё беспокойство возрастало. Звон скрестившихся мечей, крики и стоны зрителей — только они позволяли мне строить предположения относительно происходившего. Я не сомневалась в превосходстве мастерства и мужества Тарека, но его брат не был ни утомлён, ни ранен. Если Тарек погибнет, что будет с нами? Надеюсь, что меня не заподозрят в своекорыстии, если признаюсь, что начала рассматривать возможные варианты действий.

Оглянувшись, я обнаружила, что мы с Рамзесом остались в одиночестве. Стражники ушли смотреть схватку, а Реджи… Когда же он исчез? Не вступил ли он в битву? Его нигде не было видно. Таинственный шатёр, казалось, обезлюдел; во всяком случае, Рука больше не стоял перед ним.

Зрители испустили громкий крик. Мощный удар, возможно, смертельный, принёс поражение — но кому? Проклиная мой недостаточный рост, я вскарабкалась на стул. И тогда увидела голову одного из соперников. Единственного, остававшегося на ногах. Моё сердце стремительно упало при виде лица Настасена. Но вдруг — ах, вдруг! Из открытого рта хлынул фонтан крови, затем Настасен застыл и рухнул наземь. И тут же во весь рост поднялся Тарек — после могучего выпада, которым он поразил своего врага. Победитель стоял, истекая кровью, перья его головного убора были иссечены и сломаны. Через мгновение глаза Тарека закрылись, и он упал без сознания на кучу оружия и тел.

Я вскочила и бросилась к нему, волоча Рамзеса за руку. Другие матери могут обвинить меня; зрелище, которое я ожидала увидеть, конечно, нельзя было считать уместным для мальчишеского взора. Но этим матерям никогда не приходилось иметь дело с таким мальчишкой, как Рамзес. Я боялась выпустить его из рук даже на секунду.

С его активным содействием и помощью верного зонтика я проложила путь сквозь толпу и отогнала почитателей от простёртого тела нашего царственного друга. Как я и надеялась, он не умер; глоток бренди из фляги с моего пояса привёл его в чувство, и первый взгляд его открытых глаз устремился на Рамзеса, который, тревожно дыша, склонился над ним.

— Ах, мой юный друг, — слабо улыбнулся он. — Мы победили, а ты — герой. Я возведу тебе памятник во дворе храма…

— Поберегите силы, — прервала я, предложив ему ещё глоток бренди. — Если ваши люди перенесут вас во дворец, я последую за ними и перевяжу вам раны.

— Позже, леди — и всё равно благодарю вас. Многое предстоит сделать до того, как я смогу отдохнуть. — Он приподнялся и выпрямился. — Но где же Отец Проклятий? Я должен поблагодарить его и за мудрые слова, и за несокрушимую смелость, которая так помогла моему знамени одержать победу.

Мне стыдно признаться, что я совершенно потеряла голову, как только осознала, что Эмерсон исчез. Я металась по двору, выкликала его имя, переворачивала тела павших, глядя в ужасные лица. Носильщики уже начали забирать раненых с земли; я преградила им путь, желая лично убедиться, что Эмерсона нет среди тех, кого уносили.

— Как он мог исчезнуть? — плакала я, ломая руки. — Он был здесь несколько минут назад, невредим… не был тяжело ранен… по крайней мере, я думала, что не был… О, Боже мой, что же случилось с ним?

Тарек положил окровавленную, но ласковую руку мне на плечо.