Последний верблюд умер в полдень

Умолкнув, он хмуро взглянул на карту. Кто-то, очевидно, не согласился с его рассуждениями: почти строго на юг от Джебель-Баркал была проведена линия, добавленная к первоначальному эскизу — такими же чёрными чернилами и таким же толстым пером, какими было записано послание на клочке папируса, предъявленного нам лордом Блэктауэром. Она была разделена на сегменты, пронумерованные римскими цифрами — от одного (ближайшая река) до тринадцати, в точке, где линия заканчивалась каким-то любопытным крошечным рисунком. В промежутках по этому маршруту были нацарапаны цифры — не римские, а обычные арабские — и странные маленькие знаки, напоминавшие древнеегипетские иероглифы.

Я, не теряя времени, сделала очевидные выводы:

— Эти цифры по маршруту должны указывать время в пути, согласен, Эмерсон? Всего тринадцать дней от Напаты к..?

— Святой Горе, — подхватил Рамзес. — Но Джебель-Баркал означает в переводе то же самое. Вот к чему мы пришли. От Святой Горы — к Святой Горе.

— Ты перебил меня, Рамзес, — сказала я. — И более того…

— Прошу прощения, мама. Я не мог сдержать волнения.

— Но почему иероглифы? — вопросила я. — Не только Святая Гора, но здесь — древнеегипетское обозначение воды. А вот опять, знак для… обелисков, что ли? Или башен, возможно?

— Или столбы, — вставил Рамзес. — Нарисовано не очень аккуратно. Я считаю, мистер Форт обладал некоторыми знаниями иероглифов; он сознательно мог использовать знаки, известные лишь немногим, на случай, если карта попадёт в чужие руки.

Эмерсон размышлял над бумагой. Его трубка погасла; Реджи вытащил свою из кармана, набил её и предложил Эмерсону спичку.

— Спасибо, — рассеянно сказал Эмерсон. — Копия выглядит гораздо чётче, чем оригинал. Вы уверены в этих арабских цифрах, Фортрайт? Ибо они, скорее всего — показания компаса, и любая ошибка в записи может быть в буквальном смысле смертельной.

Реджи заверил, что переписал номера абсолютно точно. Должна по секрету признаться читателю: я не поняла, что цифры могут быть показаниями компаса. Волнение, заставившее моё сердце биться сильнее, не имело ничего общего с дрожью, охватившей меня, когда я узнала, что эти цифры — нечто большее, чем простая фантазия. Кто-то прошёл этот путь; кто-то вписал эти цифры. А там, где прошёл один, могут пройти и другие.

* * *

Потребовалось три дня, чтобы снарядить экспедицию Реджи. Нам удалось добиться удивительных результатов, что заняло бы гораздо больше времени, если бы не энергичная помощь Эмерсона — и тот факт, что к концу этого срока мы наняли каждого желающего мужчину и каждого здорового верблюда. Группа была малочисленной, опасно небольшой для подобного путешествия, но верблюдов просто больше не было. Эмерсон упоминал об этом удручающем факте не один раз, но предупреждения не оказывали ни малейшего действия на Реджи.

Самоотверженность и мужество юноши сильно взволновали меня — и порядком удивили, если говорить откровенно. Очевидно, ему требовалось некоторое время, чтобы решиться, но, как только это случилось, ничто уже не могло заставить его отступить. Хотя Эмерсон никогда не говорил об этом Реджи, но у него тоже сложилось благоприятное впечатление о молодом человеке. Он откровенно признался мне в своих чувствах в ночь перед отбытием Реджи, когда мы беседовали, лёжа в палатке. (Разговоры — единственное, чем мы нынче могли заниматься, поскольку спальню теперь с нами делил Рамзес. Эмерсон отреагировал на эту ситуацию спокойнее, нежели я ожидала; единственный признак возмущения, который он выказывал — непрестанно курил свою ​​несчастную трубку).

— Я никогда не думал, что он дойдёт до такого, — вполне определённо выразился Эмерсон. — Проклятый молодой идиот! Порой мне хочется немного покалечить его, чтобы не дать возможности воплотить в жизнь подобное безумие.

— Неужели всё действительно так опасно, Эмерсон?

— Не задавай дурацких вопросов, Пибоди. Отлично знаешь, как я выхожу из себя, когда ты притворяешься обычной пустоголовой женщиной. Конечно, это опасно.

Приступ кашля помешал мне ответить. Эмерсон курил, и воздух в палатке был весьма спёртый. Через некоторое время Эмерсон продолжал:

— Прости меня, Пибоди. За эти дни мой характер малость испортился.

— Знаю, милый. Я тоже чувствую угрызения совести. Ибо, если бы мы в пылу энтузиазма не забылись и поддерживали первоначальный скептицизм по поводу поисков мистером Фортом погибшей цивилизации, Реджи, возможно, не принял бы такое решение. Можно даже сказать — он пошёл на этот шаг, чтобы помешать нам рисковать своими жизнями. Что может быть благороднее!

— О, прекрати, Пибоди! — крикнул Эмерсон. — Как ты смеешь говорить, что я чувствую угрызения совести? Я не чувствую ничего. Я сделал всё, что мог, чтобы отговорить его.

Я приложила руку к его губам.

— Разбудишь Рамзеса.

— Рамзес не спит, — пробормотал Эмерсон. — Это невозможно. Ты спишь, Рамзес?