Последний верблюд умер в полдень

— Нет, папа. События завтрашнего дня должны вызвать у любого вдумчивого человека самые серьёзные размышления — удивление, сомнение и исследование. Однако против возможной катастрофы предприняты все возможные меры предосторожности, не так ли?

Эмерсон не ответил — он потихоньку покусывал мои пальцы. Полученные таким образом ощущения были весьма примечательны и указывали, насколько эффективно талантливый и творческий человек может преодолеть ограничения, возникающие в связи с наличием маленького и бодрствующего ребёнка.

— Да, конечно, Рамзес, — ответила я несколько рассеянно. — Мистер Фортрайт поклялся вернуться сразу же, если он не найдёт первую же из отметок на карте, а его верблюды — лучшие…!

— Что-то не так, мама? — встревожился Рамзес.

Я не буду описывать, чем был занят Эмерсон; это не имеет никакого отношения к повествованию.

— Нет, Рамзес, — сказала я. — Как раз наоборот. То есть… хватит беспокоиться. Отправляйся спать.

Но, конечно, он этого не сделал. И после того, как Эмерсон зашёл так далеко, как только мог, не привлекая внимания Рамзеса, ему пришлось остановиться. Ещё долго после того, как ровное дыхание мужа возвестило его капитуляцию перед Морфеем[83], я лежала с открытыми глазами, смотрела на возвышавшийся надо мной тёмный холщовый потолок палатки и задавала себе тот же вопрос, который задал мне Рамзес. Все ли возможные меры предосторожности приняты? Только время покажет.

* * *

Караван должен был выступить на рассвете, но на Востоке никогда и ничего не происходит вовремя. Уже ближе к полудню Реджи наконец-то оседлал верблюда. Тот неуклюже поднялся на ноги, соблюдая обычай своих собратьев; Реджи покачнулся и схватился за луку седла обеими руками. Эмерсон, стоя рядом со мной, вздохнул.

— Не пройдёт и мили, как он грохнется наземь.

— Тише, — пробормотала я. — Не обескураживай его.

По крайней мере, верблюд был в хорошем состоянии — один из дорогих белых беговых мехари[84], любимцев бедуинов, и я даже не пыталась спрашивать, как Эмерсон убедил его владельца расстаться с ним. Остальные звери были лучшими из тех, за кем я ухаживала. Военные власти наотрез отказались что-либо предоставить нам. Но, увидев, насколько мои лекарства эффективны, некоторые из местных шейхов привели своих верблюдов ко мне для лечения. С помощью непомерных платежей Реджи удалось их нанять для себя. Четверых верблюдов нагрузили пищей и водой. Последняя, естественно, была жизненно необходима; она содержалась в козьих мехах, каждый из которых вмещал чуть более двух галлонов

[85]. Реджи сопровождали четверо слуг. Трое из них были местными; четвёртый — Дауд, один из нубийцев, прибывших вместе с Реджи. Он был на редкость невзрачным созданием с огромной грязной чёрной бородой и бельмом на одном глазу, но эта внешность искупалась преданностью своему хозяину. Остальные слуги наотрез отказались идти.

Реджи осторожно отнял одну руку от седла и приподнял шляпу. Солнечный свет придал его чертам строгость рельефа и пробудил золотые блики на гладкой, напомаженной поверхности каштановых волос.

— Прощайте, миссис Эмерсон, профессор, мой юный друг Рамзес! Если нам не суждено увидеться снова…

— Гоните подобные мысли, Реджи! — расстроенно воскликнула я. — Укрепите сердце и верьте в Присутствие Того, кто защищает доблестных. Я буду молиться за вас!

— Слишком хорошо, чтобы быть правдой, — проворчал Эмерсон. — Не забудьте свои обещания, Фортрайт. Если чёртова карта является точной, вы должны найти первый ориентир — башни-близнецы — в конце третьего дня путешествия. Можете выждать ещё один день, если желаете — еды и питья вам должно хватить дней на десять — но затем непременно поворачивайте назад. Невозможность найти первый ориентир означает, что карте нельзя доверять. Если вы не найдете его — понятно, но если найдёте — немедленно отправляете к нам гонца.

— Да, профессор, — ответил Реджи. — Мы это уже несколько раз проходили. Я дал слово, и даже если бы я склонен нарушить его, что мне и в голову не приходило, я надеюсь, что достаточно разумен для того, чтобы осознавать сопутствующий риск…

— Он слишком долго находился вместе с нами, — сказал Эмерсон мне. — Начинает говорить, как Рамзес. Очень хорошо, Фортрайт; если вы полны решимости пуститься в путь, почему бы, дьявол вас побери, наконец, не сдвинуться с места?

Эта речь несколько испортила трогательность нашего прощания. Затем свою лепту внёс слуга Реджи, издавший поистине сверхъестественный вопль, как платный плакальщик на похоронах, стоило хозяину тронуться. Эмерсону пришлось хорошенько встряхнуть египтянина, чтобы вой прекратился. Солнце стояло высоко над головой, и подвижные фигуры не отбрасывали видимых теней. Изображения медленно уменьшались, пока не исчезли в жаркой дымке и песчаных завихрениях.

* * *

Я никогда ещё не видела, чтобы Эмерсон так гонял людей, как в последующие дни. Мы нуждались в рабочей силе, поскольку послали двоих из самых наших надёжных мужчин вместе с Реджи, а друзья Кемита так и не вернулись после «дня отдыха». Когда я спросила его о них, Кемит только покачал головой.