Последний Воин Духа

— Я принесу пару стихотворений, — сказал Джон, и внезапно лицо его осветилось. — Но сейчас я хотел бы кое-что поведать Совету.

И Джон вкратце, не слишком отвлекаясь на мелочи, рассказал всем о своём видении Моста в Вечность, о Проводниках, об открытых им только что двух составляющих собственного «я». Заканчивая говорить, Джон заметил, как дёрнулись уголки губ обычно беспристрастной Арталиэн («неужели смеётся?» — мелькнуло у Джона). Огонёк вспыхнул в её глазах и она молвила с чувством:

— Джон, в тебе просыпается редкий дар не только видеть мир не так, как осязает его большинство, но и уметь внятно и убедительно описать это своё видение. У тебя есть что сказать людям. Тебе ли стесняться своих произведений! — Тут лицо её смягчилось и лукавая улыбка озарила его. — Не скрою, я кое-что предвидела, но не знала, что это начнётся так скоро.

Остальные присутствующие тоже поспешили выразить свои мнения.

— Предлагаю включить сказание Джона в журнал! — пробасил Чарльз.

— Это отличный ход для придания журналу целостности. — Анна также была полна энергии. — Открывает журнал моя статья, настраивая читателя на нужный лад (по крайней мере, мне хотелось бы надеяться, что это так). Далее следуют непосредственно сами произведения… хм… чего уж там — искусства! И в завершение всему — это откровение!

— Рад за тебя, Джон! — просто откликнулся Уолтер. — Но не слишком ли много слов? Пришла пора заканчивать работу над первым номером.

Арталиэн подняла руку, призывая к тишине, и сказала:

— Джон, лучше всего будет, если ты опишешь это своими словами, как сможешь. Именно в таком виде мне хотелось бы поместить твоё сказание в журнал. Без всякой литературно-корректорской правки с моей стороны. Так мы сохраним ощущение живости, спонтанности рассказываемого от первого лица. А если мы будем изъясняться только языком высокохудожественным, сплошь наполненным высоким слогом или специальными терминами, непонятными большинству — какой толк от нашего журнала? Элита для элиты? Любоваться своим окружением и смаковать подгнивающую прелесть самодовольных умников вокруг… Хвалить только произведения друг друга… Нет, наш журнал должен стать тем самым шансом для любого человека — учёного или простого крестьянина, буде вы найдёте такового на обширных полях английских графств. Иначе всё это превращается в пустопорожнее перемалывание, и грош цена и нам, и детищу нашему. Повторяю, я не призываю к упрощению формы, но лишь пытаюсь вспомнить о тех, у кого никогда не было того самого шанса…

— Я готов написать окончательный вариант прямо сейчас, — твёрдо сказал Джон, вдохновившийся речью предводительницы Совета. — Могу ли я попросить перо и бумагу?

Вся эта сцена вызвала одобрение участников, проявившееся в зависимости от темперамента каждого. На этом первая часть собрания закончилась.

Слова у Джона ложились на бумагу чётко, не отставая от уверенной поступи вдохновения. Наконец, когда последнее предложение осело на своё место, Джон бегло осмотрел своё творение и отложил перо. Нет, он не перечитывал полностью, он просто окинул взором красивые ровные строчки. На сей раз сомнений не было — он знал, что не напишет лучше и никакой правки не нужно. Этот текст уже возымел свою собственную силу, не зависящую ни от чего. Джон протянул лист леди Арталиэн. Та приняла его, вложила в черновик журнала и сказала:

— Ну вот и закончены труды наши суетные над первым номером.

— И труды эти были не напрасны, — возгласил Уолтер. — Я добавлю туда пару своих стихов, и журнал приобретёт законченность формы!

Все обратили взоры на Уолтера.

— Вся гармония вселенной, понимаешь, в одном маленьком журнальчике, — продолжил он несколько неуверенно и вдруг покраснел.

Раздался взрыв всеобщего хохота.

— Сын! — наставительно заметил дядя Чарльз, — наша новая надежда ещё не вышла из печати, а ты уже делаешь из неё посмешище.

— Ну да, ну да! — заорал Уолтер вне себя. — На задней обложке приписать: «Чувак, ты врубаешься? Если нет, то ты никогда не думал о том, чтобы снова открыть журнал на первой странице. Повторение — мать учения!»

— Ты лучше врубись в это… чувак! — и когда Уолтер поднял голову, то увидел леди Арталиэн с таким огромным пирогом, что у него захватило дух. Пирог поместили на стол. Он как раз умещался туда, оставалось лишь место для чайных чашечек.

— Мы с Анной испекли этот скромный пирог по случаю окончания работы над нашим журналом. Угощайтесь!

В центре пирога возвышалась та самая фигура с обложки в белоснежных одеяниях, а по краю вкруг была выложена кремом надпись: «Litera scripta manet»[51].

— Что здесь написано? Это рекомендации к употреблению, условия хранения, срок годности, состав, вредные добавки, кем и когда произведено?.. — спросил Уолтер и невинно заулыбался.

— Здесь написано, — Арталиэн подняла бровь и многозначительно посмотрела на Джона. — «То что писано пером, не вырубить топором».

Джон понял, что сказанное удивительным образом относится к только что написанному им пером (да, пером, а не шариковой ручкой!), с благодарностью кивнул леди Арталиэн и принялся за уже вызвавший брожение умов пирог.