Последний Воин Духа

Наконец, Чарльз сонно прикрыл глаза и сказал, что желает немного подремать, если никто не возражает. Никто и не возражал, впрочем, воздержавшихся тоже не было. Вскоре послышался мерный храп. Арталиэн поднялась, с умилением посмотрела на спящего, потом оглядела себя в зеркало, отразившее сильный румянец на щеках, расчесала волосы, присела за маленький столик напротив Анны и взяла её руки в свои. Верхний свет потушили, теперь лишь редкие фонари за окном и лунные всплески серебра периодически освещали лица во мраке вагона. Опустилась тишина, все невидимые пассажиры поезда уже спали, Чарльз перестал храпеть и только тихонько посапывал. Так ехали они в темноте, мать и дочь, взявшись за руки, не страшась тьмы, парящей над миром, в недрах его и в сердцах людских. Прошло несколько минут. Два лица, два сердца, невидимые, но ощущающиеся в темноте — улыбнулись.

— Скажи, — тихонько встрепенулась Анна, — не зря поезд, мчащийся сквозь мрак, отмеряет столь бесполезные, такие унылые километры пути? Ведь не зря, мама?

— Ах, дочь моя! — Арталиэн обвила двумя руками голову дочери, погладила волосы, поцеловала её, нагнувшись вперёд.

— Ты так редко называешь меня мамой!

Анна безмолвно улыбнулась во тьме, сердце её наполнилось ответной нежностью.

— Любимая Лютиэн! Наша жизнь напоминает это движение. Но поезд всегда может вернуться по тем же рельсам назад, снова радуясь встречному ветру. И дождю, и снегу, и солнцу! Но мы, дочь моя, наделены великим даром не возвращаться каждый раз, но начинать и прокладывать новые пути, бежать узкой тропинкой за новые горизонты! Поверь мне, поезд завидовал бы нам, если бы мог. — Арталиэн глянула во мрак ночи за окном и напевно заговорила совсем тихо:

Как сладок этот предрассветный часКогда вкусить даруется небесное свеченьеЕщё последний отблеск Ориона не погасИ жёлтый серп луны вершит великое вращеньеВокруг цикады в тишине трещатИм тихо лес волшебный подпевает

А рядом сонно васильки стоятИх утро потихоньку пробуждает

Головка заснувшей Анны покоилась у Арталиэн на руках, и она осторожно переложила дочь на спальное место, накрыла одеялом и поцеловала, молвив: «Спи сладко, дщерь моя!» Затем взяла свой недопитый бокал, мысленно проникла взором в мир каждого спящего члена Союза, растопила снежинки, кружащиеся во сне Джона, поглядела в окно, не поворачивая головы, вернула взгляд, закрыла глаза и прошептала: «Ну, за тебя, мой светлый Король!»

В окно вагона пробивались яркие утренние лучи солнца, они и пробудили Джона от глубокого сна. Он вспомнил вечер, луну за окном, беспокойный разговор с Уолтером. От всего этого не осталось и следа! Какая же прекрасная пора — утро! Встаёшь, потягиваешься, идёшь умываться и замечаешь как новый день наливается радостной силой. Словно дыханием самой жизни смываются утренним бризом вся вечерняя усталость и кажущаяся безнадёжность, всё видится в светлых тонах!

— А, проснулся наконец! — услышал Джон. Уолтер сидел на столе и болтал ногами. Язык его тоже не соблюдал законы статики:

— Вот подумаешь так — вчера на этом столе стояла бутыль. Я помню её: этикетки, горло, все дела. Бог мой, мы опорожняли её весь вечер. Всю ночь. Пол вечера. Потом ты впал в уныние, а это грех! Вот и спрашивается — зачем придумано вино?

— Ой, Уолтер, какой же ты болтун на публике! Освободи меня от своей эквилибристической риторики, я только проснулся и радуюсь солнцу!

— Эх, Джон, по-моему ты не радуешься, и другим не даёшь этого делать! Как выспался? Пойдём стучаться в двери леди Арталиэн.

Они вышли и постучались в соседнее купе.

— Да, да? — ответил притворно-строгий голос Арталиэн.

— Не здесь ли раздают свежие пончики с полагающейся кружкой эля к ним? Ну или хотя бы молока — за вредность. — Разумеется, это был Уолтер с одним из своих многочисленных в то утро спонтанизмов.

Щёлкнул засов, дверь отворилась и ребята увидели светлую, хорошо убранную комнатку-купе. Занавески приоткрыты, стол чист, постели собраны. Ничто не напоминало о буйной, полной веселья и зажигательного смеха ночи. Лишь дядя Чарльз уныло сидел на своей койке, понуро свесив голову.

— Что, отец, сон этой ночью витал где-то около тебя, но так и не опустился на грудь великана приснуть хоть немного?!

— Всем вновь сошедшим… вновь вошедшим — доброго утра! — И Чарльз встал. — А мне нужно освежиться. — И он вышел посетить душевую.

— Леди Арталиэн! — наконец и Джон улыбнулся. — В этой комнате царят такие чистота и порядок, что пассажирам, едущим в этом купе, давно пора выдавать приз за примерное поведение!

Арталиэн обняла ребят, уголки губ поползли вверх:

— Неужели мы так громко разговаривали вечером?

— О, да! — изобразил Уолтер крайнее сожаление. — Особенно этот, главный освежовывающийся в данный момент. Взрывы идиотского гогота то и дело вторгались на медитативную территорию моего священного сна…