Послемрак

«А может, я уже умерла? – думает Эри. – И так выглядит мир после смерти?» Она садится на кровать и задумывается. Да нет, ерунда! Она вовсе не чувствует себя мертвой! Да и на загробный мир эта комната не похожа. Хотя бы потому, что никакого спасения здесь, кажется, не предлагают. Может, ей все это снится? Да нет же. Для сна все слишком последовательно. Слишком ярко, слишком много мелких деталей. И можно пощупать любой предмет… Эри стискивает карандаш и тычет им в распахнутую ладонь. Больно. Кончиком языка лижет ластик и чувствует вкус резины.

Вывод один: все это – реальность. Хотя и не та, в которой Эри Асаи жила до сих пор. И в этой, другой реальности кто-то притащил ее сюда и запер. Одну в странном зале без выхода и без какого-либо мира за окнами.

«А может, я сошла с ума? – думает дальше Эри. – Может, я что-нибудь натворила, и меня посадили в психушку? Да нет, тоже глупости. Кто станет тащить в дурдом пациента вместе с его же кроватью? Да и на больничную палату этот зал не похож. Как, впрочем, и на тюремную камеру. Обычный огромный зал, вот и все…»

Она забирается обратно в постель. Гладит одеяло, ощупывает подушку. Самые обычные подушка и одеяло. Не символические, не абстрактные, совершенно реальные. Никаких ответов на вопросы не предлагают. Эри проводит пальцами по лицу. Ее руки опускаются ниже, ощупывают грудь под пижамой. Красивое лицо, полная высокая грудь. «Это я. Эти грудь и лицо – мои», – словно хочет сказать себе Эри. Но почему-то в том не уверена.

Тошнота прошла, но качает по-прежнему. Как будто из-под нее вдруг выдернули опору и она летит в какую-то пропасть. Будто в Эри не осталось внутренностей и она превратилась в полую куклу. Будто все, из чего она состояла, – ее органы, ее чувства, мысли, память и ощущения, – одно за другим ампутировал искусный хирург.

И Эри превратилась в Ничто. Теперь она – лишь емкость для заполнения чужой реальностью.

Отчаяние накрывает ее, как волна. «Нет! Хочу остаться собой!» – кричит она во весь голос. Но крики не слышны даже ей самой.

«Нужно еще раз заснуть, – решает она. – Вот было бы здорово заснуть покрепче – и проснуться в родном и привычном мире!» И впрямь, соглашаемся мы. Похоже, это единственный способ отсюда выбраться. По крайней мере, попробовать стоит. Но сон, которым она уснула в последний раз, по вызову не является. Да и проспала она слишком долго. Так долго и так глубоко, что ее прошлый мир уже затерялся где-то далеко позади.

Эри вертит в пальцах карандаш. В надежде, что он разбудит в ней хоть какие-то воспоминания. Но одинокий, забытый кем-то карандаш только сильнее подчеркивает ее одиночество. Она разжимает пальцы, карандаш летит на пол. Она сворачивается калачиком под одеялом и закрывает глаза.

«Никто не знает, где я, – думает она. – Это я поняла. Никто на свете не знает, что я здесь…

»

Мы – знаем. Но показать ей этого не в состоянии.

Мы смотрим сверху на съежившуюся фигурку. Точка нашего зрения плавно поднимается выше. Мы прошиваем насквозь потолок, но продолжаем смотреть. Кровать со спящей Эри Асаи уменьшается с каждой секундой и наконец исчезает. Мы улетаем воображаемым затылком вверх все быстрее, и уже очень скоро выходим из земной стратосферы. Земля делается все меньше, затем исчезает и она. Наша точка зрения улетает назад в Пустоту с огромной скоростью, управлять которой уже никому не под силу.

И вот наконец мы снова в комнате Эри Асаи. В кровати никого нет. Телевизор включен. На экране мельтешит черно-белая песчаная буря. В динамиках – назойливый шум помех. Мы рассеянно смотрим на эту бурю. В комнате постепенно темнеет. Экран гаснет, и черная мгла затапливает все вокруг.

11

03:42 am

Мари и Такахаси сидят на скамейке в парке. Парк совсем крошечный – узкая полоска деревьев посреди мегаполиса. За деревьями громоздятся старые многоэтажки. В углу парка – детская площадка: две пары качелей, колонка с питьевой водой, яркие ртутные фонари. Над скамейкой чернеют широкие кроны деревьев. Вдоль дорожки тянутся кусты. Палые листья усеяли землю вокруг и сухо шуршат при ходьбе. Четыре утра. Кроме этой парочки, в парке нет ни души. Серп луны поблескивает острым лезвием в осенней ночи. Мари держит на коленях белого котенка и кормит его сэндвичем с бумажной салфетки. Котенок жадно ест, а Мари гладит его по спине. Еще семь или восемь кошек наблюдают за ними издалека.

– Когда я в «Альфавиле» работал, приходил сюда часто, – говорит Такахаси. – В перерывах. Принесешь им чего-нибудь вкусненького – они себя погладить дают. Теперь-то я квартиру снимаю, хозяева кошку держать не дают. А погладить иногда хочется. Уж очень привык.

– Когда жил с родителями?

– Ну да. Братьев-сестер у меня не было. Вот я все Детство с кошками прожил…

– А собак не любишь?

– Собак тоже люблю. Сам троих вырастил. Но кошек все-таки больше. Они мне по характеру подходят.

– А у меня ни кошки, ни собаки не было никогда, – признается Мари. – У сестры аллергия на шерсть. Как начнет чихать – не остановишь…

– Серьезно?