Такое дно, куда хороший хозяин не пустит щенка.
Такое дно, откуда никто, кроме Саши, меня не достанет.
Глава 22
Придется пролечиться
После этого случая я решаю, что мне действительно нужна профессиональная помощь. Не какие-т о непонятные тетки, закончившие после развода непонятные курсы психологов (еще с парочкой таких я за это время познакомилась – без толку), а нормальное государственное учреждение, где работают профессионалы со специальным образованием.
Я обращаюсь в Клинику нервных болезней на улице Россолимо. Прихожу на прием к неврологу. Жалуюсь на глотание, дыхание, панические атаки, сердцебиение, бессонницу. Рассказываю предысторию. Прошу выписать мне антидепрессанты – или что там полагается в таких случаях.
– Вам нужен хороший психолог, – сообщает невролог.
– До сих пор мне не удалось найти такого, который бы мне помог.
– Это просто потому, что вы не там искали! – радостно отвечает невролог. – Вы, наверное, обращались в частные практики. К так называемым специалистам, которые получили не пойми где сертификат и теперь просто выкачивают деньги.
– Где же надо было искать?
– Как где? У нас, здесь.
– У вас здесь есть психологи?
– Конечно! Целый этаж психологов. Все – отличные специалисты. У вас есть московская регистрация и медполис? Замечательно! В таком случае прием будет абсолютно бесплатный. Вы пока посидите там, в коридорчике. Я сейчас созвонюсь с психологами, узнаю, кто вас сможет принять, – и сразу вас отведу.
– Что, прямо сейчас?
– Ну да, конечно. Ситуация же у вас срочная. Вы же практически не едите, теряете вес…
Я сижу в коридорчике почти счастливая. Наконец-то. Помощь придет. Целый этаж профессиональных, бесплатных психологов – это ж надо. А я столько времени потратила зря.
Мы с неврологом поднимаемся на другой этаж. Дверь в отделение психологов почему-то заперта. Невролог звонит в звонок. Через пару минут нам молча открывает мрачная медноволосая баба, похожая на нянечку из моих самых жутких детсадовских воспоминаний. Пахнет на этаже психологов тоже как в детском саду – половой тряпкой и вареной капустой. Нянечка впускает нас на этаж, молча запирает дверь изнутри и убирает ключи в карман.
Невролог ведет меня по унылому желтому коридору. Я спрашиваю, есть ли тут туалет, и она, замявшись, указывает на дверь в дальнем конце. Туалет почему-то тоже как в детском саду. Белый кафель. Унитазы отделены друг от друга низенькими перегородочками. А дверей нет. То есть нет вообще. Тут же, рядом с унитазами, на кафельном подиуме – обшарпанная ванна с грязно-серой прорезиненной занавеской. Я пытаюсь вообразить, чем может быть полезна эта ванна клиенту, пришедшему на прием к профессиональному психологу, но воображение отказывает.
Я возвращаюсь к неврологу, она приводит меня в небольшой закуток перед неким безымянным кабинетом и просит присесть на банкетку. Отделение психологов нравится мне все меньше, но я из вежливости сажусь. Ну и вообще, мало ли. Может быть, у них тут просто советский такой стиль, а психологи действительно классные. Так ведь тоже может быть, если вдуматься.
Невролог просовывает голову в кабинет и что-то тихо говорит невидимому психологу. Потом прикрывает дверь и поворачивается ко мне:
– Ну вот, все в порядке. Ждите здесь. Она вас скоро вызовет.
Я жду. Рядом со мной на банкетку усаживается женщина в цветастом халате и стоптанных тапках и тоже ждет, когда ее вызовет психолог. Женщина постоянно причесывается. Рукой. Вернее, как будто у нее вместо руки – расческа. Она зачесывает сальные волосы назад. Потом вперед. Потом разделяет их на пробор. И снова зачесывает назад. У нее на коленях лежит история болезни. На лицевой странице – фамилия, имя, отчество, год рождения. И диагноз: МДП. Маниакально-депрессивный психоз.
Я смотрю на причесывающуюся тетеньку в халате и думаю про туалеты без дверей, про запертую дверь на этаж, а также про то, что понятие “психолог” в Клинике нервных болезней явно трактуется очень широко. Мои мысли прерывает голос психолога:
– Старобинец Анна? Заходите.
Психолог – строгая красавица с искусно нарисованными бровями, лет двадцати пяти.
– Я так понимаю, у вас проблемы с приемом пищи?
Я собираюсь рассказать ей про беременность, про детский поликистоз, про искусственные роды – но это все ее не интересует. Ее интересует еда. Как именно я не могу ее есть.
– Вот вы видите еду. Что вы при этом чувствуете? Что думаете?
– Про что?
– Про еду.
– Ничего.
– Совсем ничего? Или, может быть, вы думаете, что еда вам неприятна? Еда вызывает у вас отвращение?
– Нет.
– Но и аппетита тоже не вызывает?
– Не особенно.
– Вам кажется, как будто еда несвежая? Или отравленная?
– Нет, мне абсолютно так не кажется.
– Но какое-то ощущение мешает вам ее съесть?
– Мне мешает ее съесть ощущение, что я не могу ее проглотить. Механически. Сделать глотательное движение.
– Но вы ведь делали гастроскопию? И там все в порядке?
– Делала. И там все в порядке.
– Это очень хорошо. Но вернемся к еде. Как давно у вас эти проблемы с приемом пищи?
– Пару месяцев.
– Но что-то вы же все-таки едите?
– Что-то ем.