Посмотри на него

– А как? Если вы говорите, что не можете проглотить пищу?

– Ну, в некоторых ситуациях – могу.

– В каких?

– Например, после того как выпью крепкий алкоголь. А еще – сразу как просыпаюсь. Поэтому все последнее время я ем один раз в день – сразу как проснусь. Прямо в постели.

Она делает стойку:

– Вы что, кладете еду с собой в постель?

– Нет. Когда я просыпаюсь, еду мне приносит муж.

– Еду? Муж? – переспрашивает она.

– Да. Еду – муж.

– В постель?

– В постель.

– Муж что – не работает? – она мне явно не верит. Действительно, что это за фантазии такие болезненные – муж, приносящий еду в постель!..

– Муж работает дома.

– Кем?!

– Сценаристом. Журналистом. Писателем.

Она что-то помечает у себя в бумажках и теряет интерес к теме мужа, который явно является плодом моего воображения.

– Значит, вы едите один раз в день – а потом вам становится неприятно принимать пищу?

– А потом мне продолжает быть приятно, но я не могу нормально глотать.

– Все понятно. А как у нас со сном?

– Плохо. У нас бессонница.

– Понятно… – она опять что-то пишет, потом отрывается от бумажек. – Ну что ж, Анна. Нужно госпитализироваться.

– Зачем?

– Как – зачем? Чтобы пролечиться.

– А что значит “пролечиться”? Как вы предполагаете меня лечить?

– Различными препаратами.

– Какими?

– Ну, Анна. Выбор препаратов – это дело врачей. Вас это не должно волновать. Ваше дело – госпитализироваться и спокойно пролечиться…

Она совсем молодая. Моложе меня. Не какой-то реликт советской карательной психиатрии. Так откуда же эти интонации? Это строгое выражение нарисованных бровей? Этот выбор слов?

– Как меня может не волновать, какими препаратами меня лечат? – устало интересуюсь я. – Это же мое здоровье. Не зная, как меня собираются лечить, я не смогу принять решение.

– Какое решение?

– О госпитализации.

Она смотрит на меня, как на инопланетного пришельца с зеленым щупальцем во лбу.

– Что ж, если вам так интересно – вы будете получать транквилизаторы, антидепрессанты и нейролептики, через вену и перорально. Вам что-нибудь понятно?

– Да, мне все понятно.

– Вот и хорошо. Рассчитывайте на три-четыре недели. Я вас сейчас оформлю. Пусть родственники вам привезут…

– Нет, спасибо.

– Что?

– Спасибо, я не хочу госпитализироваться на три-четыре недели.

– Как это – не хотите? Почему?

– Во-первых, я работаю.

– Вы работаете?! Кем?

– Сценаристом. И писателем.

– Вы вроде говорили, что это муж у вас…

– Я тоже. Но дело не только в работе. Я просто совершенно не хочу получать через вену и перорально транквилизаторы, антидепрессанты и нейролептики.

– Ну что значит “не хочу”, Анна? Мы же с вами тут не дети. Нет такого – “не хочу”. Нужно госпитализироваться – значит, придется госпитализироваться. У вас нарушение пищевого поведения. Как врач я несу за вас ответственность. Домой я вас в таком состоянии отпустить не имею права.

Я чувствую себя персонажем какого-то не то фильма, не то рассказа, где журналист приходит в дурдом писать репортаж, а потом вдруг оказывается пациентом – и дверь заперта, и на персонаже – смирительная рубашка, и медсестра колет в вену успокоительное, ласково приговаривая: “Ну конечно, ты журналист, известный журналист, не волнуйся!” Я думаю про запертую дверь на этаж. Про туалеты без дверей. И даже слегка пугаюсь. Но морок, к счастью, быстро спадает.

– Как журналист я могу вас заверить, что вы как врач имеете полное право отпустить меня домой. Принудительное психиатрическое лечение у нас только по решению суда.

– Да пожалуйста! Идите домой, на здоровье. Я вас что – насильно удерживаю? И не надо так разговаривать. Вам вообще-то помочь хотят. До свиданья.

– До свидания. Отоприте мне, пожалуйста, дверь.

…А ведь какая-нибудь другая женщина – без журналистского опыта, менее подкованная в юридических вопросах или просто более доверчивая и внушаемая – она вполне могла бы здесь сегодня остаться. Госпитализироваться. Поверить в эту “врачебную ответственность”. Смириться с тем, что “надо – значит, надо”. Возможно, ей бы это даже пошло на пользу. Я, впрочем, в это не верю. Коктейль из нейролептиков, антидепрессантов, транквилизаторов, неуважения, пренебрежения и уныния не может пойти на пользу никому.

Я так злюсь, что добираюсь до дома без единой панической атаки, а дома заглатываю три бутерброда. В каком-то смысле профессиональный психолог из Клиники нервных болезней очень мне помогла. К сожалению, терапевтический эффект держится недолго. Я засыпаю только под утро, а на следующий день снова не могу нормально дышать и есть.

Глава 23

Оливки и парадоксы

Я все-таки обращаюсь к специалисту по паническим атакам, которого рекомендовала детский психолог. Его зовут Александр, офиса у него нет, он принимает на дому.

Он мне помогает. Понятия не имею, хороший он профессионал или шарлатан, была ли продумана его тактика психотерапевтической помощи, или так сложились звезды. Конкретно в моем случае он оказывается исключительно правильным персонажем.