– Я в этой ситуации оказалась самым здравомыслящим человеком и позвонила юристке, занимающейся делами семьи. Она поговорила по громкой связи с милиционером и скорой, сказала, что вы нарушаете такие-то и такие-то законы и положения. Человек в сознании? В сознании. Значит, он может сам принимать решение о госпитализации. На этом все закончилось. Потом мы сами похоронили детей. Юридически легально похоронить детей, родившихся на таком сроке, невозможно. Они не считаются людьми. Они считаются биологическими отходами класса “Б”. И если бы дело было в больнице, нам бы их не отдали. Потому что они потенциально опасны. Они же “не люди”, то есть их нельзя похоронить на кладбище. А так – может быть, к примеру, заражение почвы. И когда я позже пришла к врачу по знакомству на УЗИ, чтобы посмотреть, нет ли каких-то остатков в матке, первое, о чем она меня спросила: “А вы хорошо их закопали? Я потом не буду фигурировать по делу как соучастник?”
– Вы поэтому не хотели оставаться в больнице? Чтобы похоронить их?
– Для нас с мужем эти дети – абсолютно такие же люди, как мы сами, как другие члены нашей семьи. Мы не относимся к ним как к каким-то будущим детям. Они уже дети. Как можно детей оставить в больнице для утилизации? Кроме того, в больнице мне бы никто не дал рожать самостоятельно три часа. Они бы в этот процесс обязательно вмешались. Потом мне бы сделали в обязательном порядке чистку. Я вообще считаю, что человеку лучше всего рождаться и умирать дома, в кругу семьи. И раз уж так получилось, что мои дети должны были умереть, я хотела, чтобы у меня хотя бы была возможность с ними попрощаться. И я рада, что мы сделали все именно так. Меня греет мысль, что они не мучились. Что их не разорвали на куски. Что они спокойно умерли.
…Мы беседуем по скайпу. Я – в Юрмале, Настя – в городе Клин. Через компьютерные мониторы, через помехи, через города и страны она улыбается, когда произносит эти слова. Ее действительно греет мысль, что она простилась с детьми. И что они ушли с миром.
Тут можно много спорить о том, на чьей стороне правда. О том, насколько нормально или ненормально быть ярым противником абортов. О том, чем руководствовались врачи, пытавшиеся ее удержать: стремлением защитить себя от гипотетических проблем – или пациентку от гипотетических осложнений, инстинктом “запрещать, не пущать” – или заповедью “не навреди”. Но смысла в этом споре не будет, потому что он не про то.
Весьма вероятно, что с точки зрения медицинского протокола врачи были правы. Что в этом случае золотым стандартом лечения является “прерывание беременности на фоне антибактериальной и инфузионной терапии”. Однако с человеческой точки зрения они навредили. Они нанесли и Насте, и ее мужу серьезную психологическую травму. Потому что помимо медицинского протокола в этом случае необходим еще протокол этический. Невозможно и нечестно требовать от всех врачей города Клин искреннего человеческого сочувствия к каждой упрямой женщине, не желающей подчиниться “разъяснению в доступной форме”. В данном случае вместо искреннего сострадания вполне сгодился бы простой и четкий план действий, тот самый “этический протокол”: как вести себя с пациенткой, которая по религиозным или каким угодно другим соображениям не готова прервать беременность даже под страхом смерти? Как вести себя, если пациентка тебе не верит (а ты, допустим, говоришь правду – хотя с сепсисом история какая-то темная)? Если она надеется на хороший исход, если ее реакция на страшную новость – отрицание?
К сожалению, такого протокола ни в городе Клин, ни вообще в России не существует. Поэтому каждый конкретный врач в каждом конкретном случае ведет себя просто “по вдохновению”. И вместо того чтобы позвать к пациенту психолога, вызывает к нему ментов. Вместо того чтобы предложить пациенту “второе мнение” (то есть врача из другой клиники, который подтвердил бы “бесперспективность и опасность пролонгирования беременности”), кидается грудью на амбразуру, встает в дверях, преграждая путь. А вместо того чтобы выразить сочувствие матери, только что потерявшей детей, высказывает озабоченность вопросом “утилизации биоотходов”…
– Дети родились мертвыми?
– Они прожили около 20 минут. Они шевелились, открывали ротики, но, естественно, не задышали. Пока плаценты пульсировали, они жили. А потом тихо уснули.
– Что было дальше?
– Мне казалось, что с меня заживо сняли кожу. По ночам у меня были сердечные приступы, я даже сходила на ЭКГ, но там ничего не нашли. Позже я поняла, что это панические атаки.
– Ты искала психологическую поддержку?