Пособие для начинающих шантажистов

Надобно признаться, что я терпеть не могу холод. Моя мама всегда говорит, что я просто не умею одеваться по погоде. Неправда, я умею, но погода всегда оказывается хитрее. По каким-то одной ей видимым причинам она раз и навсегда выбрала меня в качестве объекта для насмешек. Стоит в лютый мороз мне надеть шубу и зимнюю шапку, как на улице резко наступает оттепель. Все журчит, тает и плывет. И я тоже плыву в своей уже неимоверно тяжелой от скопившейся влаги шубе, нелепо теребя в руках шапку. Прохожие провожают меня презрительными взглядами, отчего мне делается еще противнее. Если же я надеваю куртку и выхожу без головного убора, моментально наступает похолодание. Эта закономерность уже давно стала аксиомой, и когда-то я предлагала желающим приплачивать мне за регулирование погоды. Хотите покататься на лыжах? Нет проблем, платите наличными, и я надену куртку. Платить никто не стал, и я, понимая, что большинство граждан все-таки предпочитают теплые погоды, носила куртку, дабы досадить «неплательщикам». Естественно, последние зимы выдались на редкость холодными.

В ожидании появления подозрительных личностей я наблюдала за пустырем, скрываясь в тени родительского дома. От холода я пританцовывала на месте и напевала себе под нос песенку про жару. Жорик позвонил на припеве.

– Катерина, прекрати светиться! Твою куртку со всеми этими светоотражающими полосками даже отсюда видно. И отключи звук у мобильника, – приказным тоном изрек Жорик.

– Ясно, – мрачно ответила я уже безмолвствующей трубке и, немного подумав, вывернула куртку наизнанку. Кроме того, я достала темный шейный платок и намотала его на голову. Отчасти, чтобы прикрыть светлые волосы (увы, сказать «светлую голову» было бы нечестно), отчасти, чтобы согреться.

Кроме холода, я терпеть не могла еще и ожидания.

Виктория появилась на освещенной тропинке, ведущей через пустырь к стройке, со стороны магазина. К счастью, с моего поста отлично просматривались оба пути следования к заветной сумке. Вика надела длинное кашемировое пальто с капюшоном и очки. Ну конечно, она ведь думала, что за ней будет наблюдать Шурик, посему никак не могла конспирироваться менее ярко.

– Первый пошел, – сообщила я Жорику в телефон. – В смысле – Виктория приближается.

– Объект сделал все точно, – через несколько минут отчитался Жорик. – Двадцать тысяч лежат в сумке. Ждем посетителя. И выключи наконец звонок на мобилке!

Вряд ли он действительно слышал звонок – слишком велико было расстояние между нами – скорее всего, Жорик просто шутил, не подозревая, что попадает в цель. Я действительно забыла отключить звук, потому что всякий раз, собираясь это сделать, натыкалась глазами на часы и расстраивалась. Раньше мне казалось, что они идут значительно быстрее.

Я перемыслила уже все возможные мысли, перепела в голове все знакомые песни, переболела всеми возможными страхами. Большая стрелка часов нехотя ковыляла к двенадцати. С момента моего последнего разговора с Жориком прошло ровно сорок минут. Я решила проверить состояние опера.

Так-с… Никто не берет трубку! Попробуем еще раз. И еще… Я пританцовывала на месте уже не от холода. Если бы с Жориком все было в порядке, он заметил бы или мой звонок, или поломку телефона и наверняка нашел бы способ как-то со мной связаться. А он молчал. Я набрала полную грудь воздуха и, стараясь как можно быстрее пересечь освещенное пространство, бросилась прямиком к стройке. Ночью передвигаться по ней было довольно страшно.

«А вдруг какой-нибудь идиот затаился среди плит еще до нашего прихода?» – сомнения дико клокотали в голове, и я шарахалась от темных углов, пробираясь к нужному блоку.

Кстати, больше всего мне претила мысль о том, что, может быть, придется ударить человека. Карабкаясь в темноте по плитам на крышу, я, конечно же, в кровь расцарапала руку. Бесшумно добравшись до плит, за которыми должен был прятаться Жорик, я глянула вниз.

Бывший опер лежал на полу, растянувшись на том самом месте, где должна была находиться сумка с деньгами. Сумки не было! Денег не было! Может, Жорик героически прикрыл ее собой? Я прыгнула вниз, отметив, что никогда даже не предполагала, что добровольно могу сигануть с такой высоты. Жорик застонал и зашевелился. Я упала на колени рядом с ним и принялась теребить его.

– Ты в порядке? – успела задать идиотский голливудский вопрос я до того, как нечто тяжелое опустилось на мою голову, а небытие поглотило сознание.

Глава четырнадцатая,

в которой зализывание ран оборачивается новыми волнениями

Если до вышеописанных событий я хотя бы понимала, что ничего не понимаю, то теперь я не понимала уже и этого. Я лежала на мягком диване, а рядом на табуретке сидела Викина мама. Она, поминутно вздыхая, что-то прикладывала к моей голове. Причитала она при этом нечто, совсем ей не свойственное.

– Козлы! Сволочи! Уроды!

– Ироды, – вяло подсказала я.

– Что? – не поняла Викина мама.

– Я привыкла, что вы выражаетесь более мягко. «Ироды окаянные» и тому подобное… Думала, вы оговорились.