Пособники. Исследования и материалы по истории отечественного коллаборационизма

В начале 1944 г. усташский майор Богаевский был назначен на должность хорватского офицера связи при штабе действовавшей на территории страны 1-й Казачьей кавалерийской дивизии вермахта[445]. Русский коллаборационистский пропагандист профессор Сергей Сигрист (псевдоним — Гротов), посещавший Хорватию в период с 20 марта по 9 мая того же года писал: «Хорватское правительство несомненно проявило политический такт, назначив своим представителем при казачьих войсках племянника донского атамана 1919-го года. В беседах с Богаевским я почерпнул много интересных данных о методах большевицкой работы среди хорватского, а еще более сербского населения»[446]

.

В этот же период, 15 апреля, офицер разведки штаба казачьей дивизии ротмистр Эрвин граф цу Эльц оставил в своем дневнике впечатления о Богаевском, который показался ему неумным человеком, обладавшим, однако, редкой внешностью[447].

В конце войны, при отступлении в Австрию, Николаю удалось избежать выдачи в Югославию или СССР. В 1950 г. взяв девичью фамилию матери — Воробьев — он смог выехать в США, где преподавал русский в военной школе языков в калифорнийском Монтерее. Тогда же Богаевский активно занялся литературной деятельностью, выпустив в 1950–1970-х гг. ряд поэм и стихотворных сборников[448]

. Не утратил он и интереса к политике, продолжая оставаться убежденным антикоммунистом. Известна переписка бывшего офицера с официальными инстанциями в Вашингтоне, касающаяся выдачи в ноябре 1970 г. советской стороне капитаном патрульного катера береговой охраны США матроса-перебежчика литовца Симаса Кудирки. Николаем были отправлена телеграмма на имя Президента Ричарда Никсона и письмо командующему береговой охраны адмиралу Честеру Бендеру с требованием разобраться в произошедшем и привлечь виновных к ответственности. Были получены два ответа из Государственного департамента, и по одному — от командования береговой охраны и Президента. В последнем писалось: «Благодарю за ваше внимание и заинтересованность в этом случае и смею вас уверить, что все необходимые шаги будут предприняты немедленно»[449]. Николай Богаевский скончался 3 июля 1989 г. в Пебл-Биче и был похоронен в Монтерее[450]

.

Еще одним русским офицером УНС был Георгий Иванович Биязи, выпускник одесского Сергиевского артиллерийского училища (прапорщик ускоренного выпуска 1917 г.) и подпоручик Вооруженных сил юга России. По данным полицейской переписи русских беженцев 1939 г., он родился 6 марта 1898 г. в той же Одессе. Югославского гражданства проживавший в Карловаце одессит не получил, но женился на хорватке Зденке Юренич. В этом браке 8 мая 1924 г. родилась дочь Надя[451]. В югославский период Биязи работал на паркетной фабрике, а после апрельской войны стал сотрудничать с итальянской разведкой (Карловац находился в итальянской оккупационной зоне). Его куратором был офицер по фамилии Де-Бласт, осенью 1941 г. захваченный партизанами. При формировании в сентябре 1941 г. Украинского легиона Домобранства[452]

Георгий записался в его ряды, но был уволен за пьянство и перешел в УНС, с присвоением звания усташского надпоручника. Факт увольнения не помешал ему поддерживать связь с Василием Войтановским и командиром легиона (с 1943 г.) бойником запаса Володимиром Панькивом и позже.

Когда после капитуляции Италии Карловац был занят немецкими войсками, русский офицер войницы стал активно сотрудничать сначала с тайной полевой полицией, а затем — с полицией безопасности и СД, возглавляя агентурную сеть в городе (начальник СД города Крессе называл оперативный псевдоним Биязи — «Русский консул»). Его задачей была передача германским спецслужбам информации о враждебных элементах среди местных жителей и, вероятнее всего, именно он был автором так называемого «Черного листа» — списка симпатизирующих и помогающих повстанцам из их числа. В конце войны усташский капитан Биязи служил в Огулине, а после нее был расстрелян югославскими властями[453].

Таковы краткие биографии десяти русских и украинских эмигрантов, служивших в рядах УВ. Вопрос о том, насколько полным является данное число, остается открытым и, вполне возможно, их количество было больше. Судьба многих из них (Трубецкого, Фитингофа фон Шелля, Епинатьева, Билетова) остается неизвестной. Возможно, они погибли в последние месяцы войны или стали жертвами нового режима, уничтожившего тысячи выданных ему хорватских военнопленных и гражданских беженцев, а может быть смогли затеряться в послевоенном хаосе и дожить свой век в новой эмиграции. Остается надеяться, что в будущем историкам удастся найти ответы на эти и многие другие вопросы.

Автор выражает искреннюю и глубокую благодарность за помощь и предоставленный материал Амиру Обходжашу (Хорватия), Константину и Ольге Пио-Ульским (США), Далибору Денде (Сербия), Татьяне Пушкадия-Рыбкиной (Хорватия), Константину Семенову (Россия), Мильяну Милкичу (Сербия) и Дмитрию Нащекину (Аргентина).