Post-Horror: Art, Genre, and Cultural Elevation

Эта тенденция к "уязвимой неподвижности" усиливает страх зрителя перед тем, что что-то может произойти в любой момент, аффективно растягивая фильм как ощущаемый временной опыт.32 Подтверждая аргументы Хокинса, критики часто подчеркивают "поэтические" и "мечтательные" качества пост-хоррор фильмов, при этом обычно преуменьшая более висцеральные моменты. Например, фильм "Я красивая штучка" описывается как "тональная поэма", "почти порнографическая в своем предчувствии, каждую секунду соблазнительная и напряженная, обещающая денежные кадры, которые никогда не приходят".33 Критики также отмечают, что эти фильмы избегают "раздражающей современной тенденции к вобли-камере и чрезмерному редактированию"34 и "не вписываются в модель "нарастающее действие, прыжковый испуг, полоскание, повторение"" основных голливудских ужасов.35 В то время как внезапные аудиовизуальные шоки (в виде быстрых сокращений, громких звуковых сигналов и поразительных вторжений, скрытых краями кадра) вызывают висцеральные телесные реакции, которые предшествуют и замыкают высшие формы познания, отстраненный визуальный стиль пост-хоррора обычно избегает таких "дешевых" и "тупых" острых ощущений в пользу медленно нарастающего напряжения и источников страха, возникающих из мелких деталей обстановки (например, мелькающих намеков на монстра). С уменьшением акцента на прыжках в страхе, возможно, будет больше инвестиций в развитие психологически сложных протагонистов; как заметил Кэри Фукунага, например, о своем внезапном уходе из сценария и режиссуры ремейка "Оно": "В первом фильме я пытался сделать возвышенный фильм ужасов с реальными персонажами. [Студия же не хотела никаких персонажей. Им нужны были архетипы и страхи".36 Хотя можно сказать, что пост-хоррор фильмы занимают устоявшиеся поджанры ужасов в своей основе (призрачные привидения в "Бабадуке" и "Я красивая штучка"; сверхъестественные проклятия в "Последователях"; постапокалиптическое выживание в "Оно приходит ночью"; Одержимость демонами в Hereditary), знакомые жанровые тропы децентрируются благодаря формальной выразительности арт-кино и двусмысленности повествования, давая возможность героям и зрителям погрузиться в созерцательные или эмоционально напряженные настроения, а не переключиться на очередной резкий испуг. Например, в этих фильмах само появление монстра часто преуменьшается или представлено лишь косвенно - он превращается в невидимую или абстрактную силу (It Follows, It Comes at Night), или представляется как потенциальный плод измученного воображения персонажа (The Witch, I Am the Pretty Thing) или психического заболевания ("Бабадук", "Наследница"). Даже когда монстр появляется, он часто принимает узнаваемую человеческую форму, а не гротескно нечеловеческую. В фильме "История призраков" (2017) эта децентрация традиционного монстра доведена до крайности, а титульный призрак представлен как актер под белой простыней с черными прорезями для глаз - таким образом, на смену внушающим страх призракам жанра hor- ror приходит более комичный образ, который знаменует собой более близкое сходство фильма с экзистенциальной драмой.