Post scriptum

Будучи в Лувре, я не смог испытать аналогичное ощущение: возле Венеры Милосской стояла огромная толпа и это, увы, мешало восприятию. Но буквально через несколько минут мне неожиданно довелось пережить такое же чувство возле «Прекрасной Ферроньеры» Леонардо да Винчи: в первый момент мне показалось, что холст меньше рамы и промежуток между ним и нижней частью рамы закрыт доской – но тут же я осознал, что это, конечно, не так: просто Леонардо столь мастерски изобразил деревянный подоконник…

* * *

Отец очень любил Notre-Dame. «Notre-Dame de Paris. Впечатление трудно описать словами» – так он написал в дневнике о своем первом визите в Notre-Dame. Сущая правда! Иначе и не скажешь… А впоследствии, уже бывая в Париже регулярно, он однажды с улыбкой сказал, что полностью разделяет мнение Генриха IV: «Париж стоит обедни» – стоит поехать в Париж для того, чтобы пойти на мессу в Notre-Dame…

* * *

В свой первый визит в Париж отец очень полюбил церковь Sacré-Cæur. Он жил в тот приезд неподалеку, на Монмартре – и постоянно бывал в этой замечательной церкви. Вернувшись, он много рассказывал мне о ней, показывал фотографии – и однажды сказал, что когда я приеду в Париж, я сразу же должен буду пойти в Sacré-Cæur – в память о нем. Чувствовалось, что отец уверен в том, что я впервые окажусь в Париже уже после его смерти – и, увы, так оно и вышло. И, действительно – первое, что мы увидели в Париже, была именно Sacré-Cæur – из аэропорта мы добирались на метро и сразу же, как поезд выехал из туннеля на поверхность, открылся вид на Монмартр и эту ослепительно белую церковь…

А еще с Sacrй-Cњur связано одно мое детское воспоминание. В пору моего раннего детства мы с родителями часто бывали у Елены Александровны Яновской (отец упоминает ее в своих эссе и в дневнике). Елена Александровна жила на Арбате, в Большом Власьевском переулке, и мы обычно шли к ней от метро по Сивцеву Вражку. Как-то мы пришли к Елене Александровне в то время, когда у нее гостила ее давняя подруга из Парижа – Жинет Мелен-Фокон. Разговор, естественно, зашел о Париже, говорили о многом, и, конечно, многократно упоминали Sacré-Cæur. А я, как это бывает с детьми, всё на свете перепутал: в Сивцевом Вражке есть сталинский дом с башенкой, увенчанной куполом – я решил, что это и есть Sacré-Cæur и в следующий раз по дороге к Елене Александровне спросил у родителей: «А мы пойдем мимо Sacré-Cæur?» Они рассмеялись, и отец сказал: «Нет, ты перепутал – Sacré-Cæur в Париже». В тот момент я испытал жгучую обиду: Sacrй-Cњur в Париже – значит, я ее никогда не увижу!

Вот что такое советское время! В ту пору мне было года четыре, не больше (Елена Александровна умерла осенью 1985 года, когда мне исполнилось пять лет), но я уже хорошо понимал, что такое «железный занавес» и осознавал, что у советского человека нет шансов увидеть заграничные достопримечательности…

* * *

Вернувшись из Парижа, отец постоянно вспоминал этот дивный город. В один прекрасный момент он, шутя, стал изображать француза, волей судьбы оказавшегося в России и очень тоскующего по родине. Рассказывая о Париже, он неизменно ностальгически произносил: «У нас там…»

Надо сказать, что шутки имеют обыкновение сбываться: однажды, уже много лет спустя, отец, вернувшись с приема во французском посольстве, с восторгом рассказал услышанную там легенду: отец Георгий так хорошо говорит по-французски, потому что его мама – француженка…

* * *

Вскоре после возвращения из Парижа отец шел по коридору ИнЯза, держа в руках металлическую коробку с чаем – он привез ее в подарок коллеге. Нынче такой чай можно купить в любом магазине, а в конце 1980-х это была редкость. Такая диковинка, конечно, не могла остаться без внимания – и дама, шедшая навстречу отцу по коридору, бросилась к нему с возгласом: «Где вы это купили?!» – «У метро». – «У какого метро? У нашего?» – «Jules Joffrin», – невозмутимо ответил отец…

* * *

Летом 1988 года отец всерьез опасался, что больше никогда не попадет в Париж. Слава Богу, эти опасения не сбылись, и в девяностые годы он стал бывать в Париже регулярно. Второй раз он поехал туда в 1992 году – тогда он остановился в Медоне, у отцов-иезуитов, с которыми очень дружил.