Князь Потемкин-Таврический (1739—1791 гг.), воспитанник смоленской семинарии и московского университета, фаворит Екатерины II, руководил с 1774 г. военной коллегией. Возглавление Потемкиным военного ведомства совпало с концом Пугачевского восстания. В борьбе с крестьянским революционным движением русская армия и царствовавшая в ней немецкая палочная дисциплина далеко не всегда оказывались на высоте, офицеры оказывались слишком оторванными от солдатской массы. Потемкин решил учесть уроки Пугачевского восстания, бросить образцы Запада и использовать полностью то преимущество, которое давало русской армии ее национальное крестьянское укомплектование. Разгар крепостного права в России толкал на установление разумной дисциплины в армии. Центр тяжести дисциплины, с муштры и палок, Потемкин перенес на воспитание солдата. От стойки солдата в строю Потемкин требовал простоты и свободы, а “не окостеневши, как прежде было в моде”; вместо муштровки в ружейных приемах Потемкин указывал обучать “скорому заряду и верному прикладу” и “вихрем” ходить в атаку; побои и жестокие наказания преследовались, офицеры должны были выступать как защитники и друзья солдат, следить за удовлетворением всех их материальных потребностей в пище, одежде и помещении, развивать их моральные силы, сближаться с ними во всем жизненном обиходе, воспитывать в части определенные традиции. Военный бюджет был относительно упорядочен. Общая демократическая линия реформы была внешне подчеркнута изменением формы одежды: букли и парики были уничтожены, вооружение и снаряжение облегчено, покрой мундиров рационализирован. “Я употребил всю свою возможность к избежанию излишества, облегча человека, дал, однако же, все, что может служить к сохранению здоровья и к защите от непогоды... солдат будет здоровее и, лишась щегольских оков, поворотливее и храбрее... Туалет солдата должен быть таков, что встал, то и готов”.[23]
Потемкин ввел двухшереножный строй, увеличил в огромной степени количество егерской пехоты, приспособленной к действиям в рассыпном строю и к работе не только на поле сражения, но и на театре войны, и стремился приблизить всю массу линейной пехоты к идеалу легкой пехоты. Наша маневренная способность в течение XVIII века неуклонно росла в связи с повышением моральных достоинств пехоты. При столкновении с сильным сомкнутостью европейским противником как Петр Великий под Полтавой, так и русская армия под Цорндорфом и Кунерсдорфом, еще жмутся в один укрепленный лагерь, напоминающий старый русский вагенбург. Но при столкновении с турками, слабыми строевой выучкой, уже Миних в 1739 г. под Ставучанами раздробил общее каре (квадрат) русской армии на 3 отдельных каре; пехота имела дополнительное вооружение в виде рогаток, которые быстро составлялись и образовывали вокруг каждого каре сплошное искусственное препятствие, из-за которого наша пехота отбивала стремительный натиск турецкой конницы; в кампании 1770 г. Румянцев уже строит каре по дивизиям, от 3 до 11 тысяч пехотинцев, и эти небольшие каре под Ларгой и Кагулом в достаточной степени засвидетельствовали свою стойкость; Потемкин сделал следующий шаг — совершенно изгнал рогатку из вооружения пехоты; возросшие моральные силы русского пехотинца позволили уже отбивать атаку конницы без опоры из искусственных сооружений; правильность линии, взятой Потемкиным, демонстрировал Суворов, перешедший к маленьким, подвижным батальонным каре, поддерживающим друг друга огнем и весьма пригодным для стремительного наступления.
Особое внимание Потемкин уделял вопросу развития легкой конницы, приспособленной к стратегической работе на огромных наших пространствах. До Потемкина усилия наших копировщиков Запада были направлены на то, чтобы возможно большую часть кавалерии взгромоздить на тяжелых и дорогих немецких лошадей, более способных “для держания строя, алинированья и вообще делаемых эволюций”. Русские — украинские, донские, низовые — лошади, на которых все же фактически сидела большая часть наших кирасир, имели “всю способность” к этого рода службе “весьма умеренную”, но зато были как нельзя более пригодны “для принужденных (т.е. форсированных — А. С.) маршей, погони и шармицелев” (т.е. схваток — А. С.). Потемкин отменил кирасы, облегчил снаряжение кавалериста вдвое (вес седла — с 65 фунт. до 35, палаша — с 9,5 ф. до 4,5, шляпы — с 3,75 ф. до 0,75 ф., карабина — с 8,75 до 6,75 ф., лядунки — с 3,5 ф. до 2,5), удешевив его на 13 рублей. Конница наша осталась лишь на одну четверть линейной (и то без кирас), а на одну вторую становится легкоконной и драгунской; последнюю четверть представляли казаки.