Слушатель должен придти к убеждению, что эти социальные революции, описываемые столь противоположно, по существу являлись одинаковыми, но в одном случае мы имеем идеализацию контрреволюционера, а в другом — революционера. Я бы поместил из Фукидида историю убийства спартанского царя Павзания, известного своей победой над персами, очень популярного, особенно в низших классах, среди крепостных, которых он хотел освободить, чтобы опереться на них; неожиданно он оказывается изменником, подкупленным персами, и убивается эфорами-комиссарами спартанской аристократии. Слушатель должен открыть и доказать, что измены никакой не было, и она выдумана аристократией, чтобы устранить опасного вождя готового ежеминутно вспыхнуть восстания илотов.[58]
Я привел бы средневековые хроники о завоевании норманнами Англии и битве при Танненберге, цель которых — заставить слушателя логически доказать, что составитель хроники, говоря о миллионах участников, соврал не в десять, не в сто раз, а в тысячу раз; что в этих операциях феодального периода могли принимать участие только немногие тысячи бойцов. Я привел бы несколько современных реляций, в которых, правда, трех нулей не приписывается, но где текст все же полон логических противоречий. Слушатель должен был бы указать их и установить, какую позицию занимал автор реляции по отношению к фактам и что толкнуло его на извращение. Я привел бы несколько великолепных описаний сражений, которые дал Трейчке, и заставил бы слушателей открыть ряд неточностей и сгущений красок, допущенных этим писателем для красного словца. Вместо холодных замечаний о приемах установления реальных фактов, слушателю было бы предложено с самого начала поплавать в море лжи и попробовать свои силы в раскрытии ее.Такие упражнения мне представляются чрезвычайно плодотворными, так как они тренируют силу самостоятельного суждения слушателя. Они же непосредственно ведут нас к пониманию той логики фактов или, как говорили раньше, причинной связи между военными событиями, которая составляет существо военно-исторического метода. Военная история, при лабораторном методе, теряет свое самостоятельное существование и обращается в гигантскую лабораторию для всего военного искусства в целом.
Связь между эволюцией социально-экономических условий и военного искусства могла бы изучаться путем сопоставлений отрывков исторических трудов, преимущественно имеющих в виду русскую действительность, трактующих мирную эволюцию и военные явления, независимо друг от друга, и путем предложения слушателю задачи — установить в данном именно случае зависимость изменений в военной надстройке от изменений в экономическом фундаменте. Последняя задача — оценка различных изменений, переживаемых современным военным искусством, вышла бы уже из пределов рекомендуемого к составлению пособия и явилась бы задачей темы на дополнительном курсе. Слушатель приступал бы к ней уже хорошо подготовленный.
В стратегии и оперативном искусстве также, конечно, нужны краткие курсы, дающие общую перспективу и связь между различными положениями теории искусства. Толщина учебников по стратегии зависит, главным образом, от подробного развития многочисленных примеров военной истории, подтверждающих положения теории. Лабораторное изучение стратегии заключалось бы в том, что группа слушателей коллективно брала бы на себя проверить все важнейшие выводы курса, распределив между собою подробный анализ событий военной истории, на которые они базируются.
Для более глубокого усвоения курсов семинарские занятия по истории военного искусства и стратегии необходимо сохранить. Занятия по стратегии должны сохранить и цель — обострить стратегическое мышление слушателей на критике классических трудов по стратегии; последние упражнения также относятся к лабораторному методу, поскольку на слушателя выпадет каждый раз задача — подчеркнуть, в каких отношениях современная эволюция военного искусства заставляет признать данный классический труд не вполне отвечающим требованиям сегодняшнего дня.
Чем больше мы будем развивать лабораторный метод, тем больше все преподавание будет становиться на военно-историческую основу, проникаться жизнью, бытием. Но в то же время военная история, как самостоятельный цикл, будет сжиматься и худеть. Общие рамки мировой и гражданской войн, да образцовый в методологическом отношении разбор какой-нибудь одной операции составит[59]
все содержание ее курсов. Все остальное должно раствориться в лабораторном методе. В военно-историческом бытии слушатель должен видеть не какую-либо самостоятельную категорию, а общую основу всего военного искусства, к которой его сознание обращается повседневно, для суждения по любому военному вопросу. Все военные дисциплины являются лишь выводами из военной истории,[60] и лабораторный метод должен заставить слушателей проделать хотя бы часть логического пути от военно-исторических фактов к научному их обобщению.