Постижение военного искусства

 Любопытно ли бросить теперь взгляд на то, что принесла армии контрреволюция, опирающаяся на иностранные штыки; какие идеи военного строительства приносят с собой эмигранты, победившие собственное отечество, стремящиеся к реставрации на родине дореволюционного порядка — партия восторжествовавших ультрароялистов и конгрегации? Каковы их герои, кто важнейшие в их глазах преступники и какие последствия несет с собой для армии контрреволюция с ее бурбонами?

Великая революция не посягнула на старую французскую армию, на седую славу ее полков, на хранимые в них традиции Тюреня и Виллара. Несмотря на то, что все первые попытки контрреволюционных заговоров группируются около частей старой армии, несмотря на постоянно повторяющиеся случаи измены среди офицеров, несмотря на дезертирство — эмиграцию в ряды неприятеля не менее 50% всего офицерского корпуса, революция нашла в себе благоразумие — противостоять требованиям крайних политиков расформировать старые полки и мужественно провела закон об амальгаме — о слиянии старых полков с новыми революционными батальонами, что и дало возможность французским армиям перейти в наступление и создать цикл побед — эпопею 1793-1815 годов. Бурбоны, вернувшись во Францию в 1815 году, “в обозе Веллингтона и Блюхера”, застали стотысячную армию Даву — остатки гвардии, уцелевшие под Ватерлоо, корпус Груши и другие части. не имея вождя, с отъездом Наполеона, не имея цели войны, считаясь с русскими резервами, спешившими на помощь англичанам и пруссакам, Даву не стал разжигать пламя войны — безнадежной и долженствовавшей неминуемо принять гражданский характер, сдал Париж на капитуляцию и отвел на Луару французскую армию, чтобы передать это ценнейшее наследство Наполеона новым хозяевам Франции, Бурбонам. На Луаре стояли полки, прославившие себя еще при Людовике XIV, правда, пережившие революцию и обаяние Наполеона; армия была немногочисленна, но состояла почти исключительно из ветеранов, участников многих побед; на знаменах их, правда, не было лилий Бурбонов, но зато они победно колыхались почти во всех столицах Европы... Какая участь ждала эту армию?

Если армия была хороша сама по себе, то на династическую ее верность особенно полагаться было нельзя, как показали события “ста дней” — периода возвращения Наполеона с острова Эльбы, когда только у одного 10-го линейного полка хватило решимости открыть огонь по своему бывшему императору. Эта армия ненавидела иностранцев, пришедших во Францию искоренять все завоевания революции, и эту армию ненавидели иностранцы, диктовавшие Бурбонам их линию поведения — особенно ненавидели Веллингтон и англичане, дрожавшие долгие годы на своем острове перед приготовлениями Наполеона к высадке. И, толкаемые Веллингтоном, Бурбоны решились поднять свою руку на те старые полки, которых пощадила даже безжалостная революционная ломка: вся армия была объявлена распущенной [...]

Бурбоны минировали Францию, минировали самих себя. В ночлежных домах, в харчевнях, в дешевых пивных появился новый посетитель — появились обреченные на нищенское существование люди, которые привыкли дорожить честью больше, чем жизнью, которые все ушли в свое славное прошлое, которые прониклись ненавистью к “иностранцу” — посаженному иностранными штыками Людовику XVIII, и которые представляли самый удобный материал для возможных подпольных организаций, заговоров, бунтов, политического бланкизма. Тщетно соединенными усилиями министры военный и внутренних дел “очищали” Париж от отставных офицеров — эти люди, приносившие всю жизнь в дар родине и все потерявшие, не имевшие заработков и готовые на всякий риск, стремились в столицу, связывались с оппозицией и являлись отборным кадром для гарнизона баррикад. Это преимущественно их грудью и кровью, через 15 лет, была совершена июльская революция, и Бурбоны были выброшены из Франции уже навсегда [...]

Тяжелая чаша выпадает на долю офицеров в дни политических бурь; рядовое офицерство выдерживает натиск солдатских масс, разнузданные демагоги направляют против него свои удары, генералов комиссары конвента отправляют чуть ли не десятками на гильотину, иногда только за правдивый отзыв о новых революционных формированиях. Но и контрреволюция не гладит армию по головке, когда, в ожесточенной борьбе, берет верх партия — какие заслуги перед отечеством, какая беспартийная, хотя бы самая самоотверженная служба будут зачтены? По свидетельству умеренных французов, реставрация бурбонского типа — худшая из революций.

Милиции Гамбетты