Драгомиров стремился построить русскую военную доктрину на том прочном фундаменте, который дает русская военная история в лице Суворова. Но русская армия уже забыла и утратила драгомировское учение и не имеет сколько-нибудь твердой доктрины. Будущим строителям русской доктрины придется заново повторить и продолжать работу Драгомирова. Необходимая предпосылка: расцвет русской военной истории, которая только и может произвести на свет русскую доктрину.
Раскол станет опасным лишь тогда, когда “хорошо развитые“ спекулятивной наукой головы начнут “наполняться“ содержанием, которое дает трактовка военного дела как искусства, когда от приемов научного мышления мы перейдем к мастерству. Тогда и более уместно будет перенести центр тяжести вопроса на “единство” доктрины.
В русском языке в слове “ремесленник” заключается обидная нотка. Русскую армию долгое время составляли люди очень далекие от военного ремесла. Между тем, единственная задача теории военного дела — поднять ремесло на степень мастерства. “Только в правильной мере познается мастер“, — писал Гете. Выкачать из истории эту правильную меру, вложить идеологию в рецепты устава, облагородить искусством ремесло — может только доктрина.
Ереси можно не бояться только на кладбище.
Военное дело. 1920. №2. С. 38-41.
Капитализм в военном искусстве
В середине XIX века чувствуется вторжение со стороны в военное дело, наложившее на развитие его мощный отпечаток. До этого времени европейцы дрались между собой почти равным оружием. Шуваловские гаубицы или железные шомпола пехоты Фридриха Великого, нарушавшие это равенство, имели второстепенное значение. Только редким чудакам в докапиталистический период военного искусства приходила мысль обосновать свои надежды на победу на более дорогом вооружении. Организация, тактическое и стратегическое искусство, моральный элемент, численный перевес — вот главные военные козыри доброго старого времени. Посмотрите в музеях форменное оружие начала XIX века и убедитесь, как оно было грубо и топорно. Любовная чеканная работа встречается только в кустарных изделиях, да и то отсталых стран — в турецком пистолете, в кавказской шашке. Дубоватому, гладкостенному солдатскому ружью отвечала и идеология старого порядка, более интересовавшаяся ростом солдата и мощью его рук, чем совершенством состоявшей на его вооружении дубины.
Капитализм сорвал свои первые победные лавры в военном деле под Севастополем. Дореформенная помещичья Россия столкнулась с богатым промышленным Западом. передовые капиталистические страны — Франция и Англия — выдвинули свои козыри — паровые машины на море, нарезные штуцера на суше, богатство в вооружении и снабжении. В действительности, причины наших неудач заключались не в нашем плохоньком вооружении, а в неспособности наших генералов и в нашей отсталой от века ударной тактике. Но севастопольская Россия уже назрела для реформ в духе капитализма; все общество — от частных лиц до тогдашнего военного министра князя В.А. Долгорукого — увидело причины поражений в нашей капиталистической отсталости: нет фабрик, нет даже крупных рынков сырья, нет крупных подрядчиков, нет транспорта, плохое снабжение, вороватые интенданты — по всем статьям победительница Наполеона, Россия, внезапно оказалась в детском возрасте. И правда, под Севастополем столкнулись капитализм, уже подросший, с капитализмом в пеленках, не освободившимся еще от детских болезней. Севастопольский солдат, объяснявший сдачу Севастополя тем, что у нас ружья казенные, а у них “аглицкие”, стоял уже на том пути мышления, по коему шло русское общество, а за севастопольским солдатом и историки Крымских боев пошли в плоскости толкования столкновения богатых цивилизованных армий с геройским, но полудиким и отсталым народом.
Еще пышнее развились победные лавры капитализма на полях сражений в войну за нераздельность Соединенных Штатов. Богатые промышленные янки Севера покупали победу над геройскими бойцами помещичьего Юга, подавляя их и огромным численным превосходством, и новыми огромными пушками, и броней, и минами, и телеграфом, и магазинками, и т.д., и т.д. — бесчисленным количеством новинок техники. “Все куплю, сказало злато” — и в век капитализма допущение, что победа покупается, рождается совершенно естественно, и вооруженная сила естественно обращается в кунсткамеру всех последних новинок и изобретений; в армии мгновенно появляются двадцать образцов магазинок, один лучше другого; каждый опытный военный, конечно, предпочел бы такому блестящему разнообразию, в видах облегчения обучения и пополнения патронов, единый, хотя бы и несовершенный, образец.