Постижение военного искусства

Белые являлись бедными родственниками Антанты. У них мелькали и танки, и автоматические ружья, но в общем в гражданской войне красные не только не уступали белым в материальных средствах, но даже часто их превосходили. Красная артиллерия была, по-видимому, в гражданской войне всегда сильнее. Против отдельных орудий Юденича гремели целые красные батареи. Белый тыл работал отвратительно в раздетой и разутой армии, спекулировал и правил пир во время чумы в армии Деникина, не мог оправиться и в теплом Крыму у Врангеля.

Если так обстояло дело в прошлом, то какие перспективы открываются перед нами в будущем? Ждем ли мы от техники решения побед и поражений в будущих столкновениях, приписываем ли мы ей главнейшую роль на полях сражений, соответственно ли воспитывается дух и мышление русской армии?

В течение последних семидесяти лет ветерок капитализма поднял развитие военного искусства в определенном направлении. Пожалуй, для многих соблазнительны толки об индустриализации военного дела, о превращении проблемы войны в производственную проблему, о тактике как приложении системы Тэйлора к решению боевых задач, о разделении труда на войне и в частности на поле сражения, о прекращении учета сил армии по живой силе, по “штыкам” и о замене его учетом числа боеспособных конгломератов из легких пулеметов, автоматических ружей и гренадер, в которые (к 1917 г.) переродились французские роты. Особенно у артиллеристов, считающих себя отныне главным родом войск, идеология штурма как прогулки во весь рост под неприятельским огнем, уже заменилась идеологией решения баллистической задачи по расстрелу и отравлению всех видимых и невидимых мишеней перед нашим фронтом. Шаг за шагом незаметно капитализм сделал огромные завоевания, я бы сказал, опустошения в области военного мышления...

Если бы существовало уже твердое убеждение, что победа отдается с аукциона тому, кто предложит за нее наивысшую цену, — тому, кто сможет доставить на линию фронта наибольшее количество пушек, снарядов, автоматических ружей, танков, аэропланов, радиотелеграфов, колючей проволоки и т.п. металлических изделий, если бы доктрина подобного материализма обосновывалась в общем сознании совершенно прочно, то будущие перспективы являлись бы для нас и совершенно ясными, и бесповоротными. Капитализм завтра же объявил бы войну России; были бы найдены миллиарды на превосходящее в десятки раз наши средства оборудование операции. А красные, воспитанные в духе учета материальных средств, сразу же оказались бы морально уничтоженными при виде взвившихся над ними тысяч аэропланов. Достаточно самых общеизвестных данных по добыче угля и металла, по состоянию транспорта, чтобы придти к убеждению, что еще долгие годы материальное соперничество с Западом нам непосильно.

Если значение материальных средств на войне весьма относительно, то громадное значение имеет вера в них. Солдат, считающий свою винтовку плохим оружием, не будет любовно нацеливать ее на врага. Он уже наполовину готов к тому, чтобы воткнуть штык в землю и поднять руки. А как раз по отношению солдатской винтовки прогресс техники является наиболее сомнительным. Автоматы несомненно совершеннее нашей трехлинейки, но вводятся самыми богатыми армиями нехотя, с раздумьем для части солдат...

Проповедь решительного превосходства техники и материальных средств на войне в сущности для нас является призывом к капитуляции. Между тем решительно сдается в архив проповедь в защиту духа и против преувеличений значения техники. Подтверждением этому служит все то, что мы слышим на лекциях, в беседах, читаем в журналах, особенно посвященных воздушному флоту.

***

А между тем трезвая оценка действительности требует выдвижения в порядок дня военного мышления Драгомирова. Надо иметь мужество окинуть глазом открывающиеся перед нами перспективы и сделать соответствующие выводы. Копия с капиталистической организации у нас может быть очень слаба. Надо искать на другом полюсе.

Еще недавно испанцы с наилучшей малокалиберной магазинкой дрожали в Марокко при борьбе с арабами, вооруженными дедовским оружием. Испанский солдат с отчаянием рассказывал о том, что невозможно воевать с таким врагом: марокканец работает целую неделю, чтобы заработать полтинник и приобрести на него патрон. С единственным патроном в ружье он ползет ночью к испанскому лагерю и плотоядно, жадно, опасаясь промаха и потери недельной работы, с двадцати шагов долгие минуты выбирает и выцеливает жертву — офицера или часового из более крупных, толстых солдат. Ночью слышится одиночный выстрел, означающий безусловную смерть испанца, и в ответ натянутые нервы испанского охранения разрешаются десятками тысяч выстрелов, поливающих беспросветную тьму кругом всего лагеря. Если бы за золото можно было создать психологию такого марокканца!