Постлюбовь. Будущее человеческих интимностей

Оттоптавшись на натуралах, последний раз сделаем шаг назад и вернёмся к гендеру и его подрывному потенциалу, поскольку то, что я абзацем выше назвал «перформансом гетеросексуальности», нуждается в пояснении. Понятие о том, как именно гендер сепарирован от пола и через какие механизмы он воспроизводится, в русскоязычном пространстве, кажется, теснее всего связано с Джудит Батлер и её книгой 1990 года Gender Trouble, как и дальнейшими её текстами. Но ещё за 12 лет до её выхода была опубликована книга Сьюзан Кесслер и Уэнди Маккенна Gender: An Ethnomethodological Approach[84]

, в котором авторки предложили рассмотреть гендер через призму этнометодологии, отвечая на вопрос, каким образом конструируется реальность, в которой существует только два гендера. А конструируется она через то, что они называют «приписыванием гендера» (gender attribution), — это процесс, в котором тела «делают» (или производят) гендер в ежедневных отношениях с людьми и институциями. Они буквально определяют гендер как «то, что мы делаем», — имея в виду человеческое поведение и усилия по поддержанию определённого внешнего вида, способа разговаривать, выражать эмоции и осуществлять те или иные выборы. Кесслер и Маккенна пишут, что в обществе принят способ определять гендер тела по гениталиям, но в повседневной жизни у нас почти нет возможности увидеть гениталии человека, и даже вопрос об этом будет звучать крайне неуместно. Поэтому в таких интеракциях люди предполагают гендер человека по так называемым «культурным гениталиям» — здесь авторки ссылаются на «Исследования по этнометодологии» Гарольда Гарфинкеля, где он разделяет наличие гениталий как биологический факт и как культурное событие, в котором предполагается и берётся на веру, что человек действительно обладает определёнными гениталиями. Дело ещё в том, что действительную роль в гендерном присвоении внутри фаллогоцентризма играет только один тип гениталий — мужской член, который либо присваивается (делая объекта маскулинным), либо не присваивается (накладывая феминную роль). Несмотря на то, что существенная часть их исследования отталкивается от изучения трансгендерности (они используют нерелевантный сегодня термин «транссексуальность»), на примере которой особенно удобно заглядывать в разломы гендерного присвоения, — всё же Кесслер и Маккенна явно пишут, что ежедневные усилия по производству гендера прилагают все «нормальные» люди, не страдающие гендерной дисфорией. Наконец, в главе про кросс-культурные особенности гендерного подхода, — а это было, напомню, в 1978 году, впереди западную теорию ждали 20 лет гендерного универсализма, — они явно проговаривают, что конструкции гендера могут варьироваться в разных культурах и локалах.