– Тодд, я, кажется, наконец-то поняла всю историю
Яма во мне с каждым мигом делалсь глубже и темнее.
– Потому што я единственный не такой.
– Вот именно!
– И это што, хорошие новости? – вытаращился я. – За мной гонится целая армия, штобы убить меня, потому што я не убийца.
– Не так! Целая армия хочет сделать тебя убийцей!
– А? – я заморгал.
Она сделала еще один шаг ко мне.
– Если они смогут превратить тебя в кого хотят, в человека…
– Мальчика, – сказал я. – Еще не человека.
Она решительно отвергла этот довод, отмахнув рукой.
– Если они смогут задушить ту часть тебя, которая хорошая, которая не хочет убивать, значит, они победили, понимаешь? Если они смогут сделать это с тобой, значит, смогут с кем угодно. И тогда они победят!
Она уже была совсем рядом, и протянула руку, и положила ее на мою, ту, в которой все еще…
– Но это мы их победим, – сказала она. – Ты победишь, если не станешь тем, чего они хотят.
Я стиснул зубы:
– Они убили Бена и Киллиана.
– Нет, – она покачала головой. – Это он так
Мы оба посмотрели вниз. Тело больше не дергалось, дым потихоньку сдувало.
– Я знаю таких мальчишек, – сказала она. – У нас даже на корабле такие были. Он врун.
– Он уже мужчина.
– Да сколько можно уже об этом говорить! – она наконец-то рассердилась. – Сколько можно твердить, что он мужчина, а ты нет! И все из-за какого-то идиотского дня рожденья? Там, откуда я, тебе бы было уже четырнадцать и один месяц!
– А я не оттуда, откуда ты! – заорал я. – Я отсюда, и здесь это работает вот так!
– Значит, здесь это работает неправильно. – Она отпустила мою руку и опустилась на колени рядом с телом. – Мы его сейчас свяжем. Хорошо свяжем, туго, а потом уберемся отсюда подальше, ага?
Я не мог выпустить нож.
Я не выпущу этот нож, што бы она там ни говорила, и какими словами.
Она огляделдась:
– А где Мэнчи?
О нет.
Пса мы нашли в кустах. Он зарычал на нас безо всяких слов – просто нормальный звериный рык. Левый глаз у него не открывался, а пасть была вся в крови. Пытаться пришлось не один раз, но я наконец его поймал. Виола расчехлила свой медипак-с-чудесами. Я держал Мэнчи, пока она совала ему в пасть таблетку и заставляла проглотить, а потом, когда он обмяк, промывала пасть, вытаскивала сломанные зубы и мазала мазью глаз. Еще и пластырь пришлось налепить. Пес со всем этим выглядел таким маленьким и побитым, што, когда он приоткрыл оставшийся туманный глаз и пробормотал: «Тддд?» – я схватил его в объятья, прижал к себе и так сидел там, под кустами, под проливным дождем, а Виола тем временем перепаковывала вещи и вытаскивала мой рюкзак из грязи.
– Одежда твоя вся промокла, – сообщила она. – И еду раздавило. Но книга в пластике, с ней все в порядке.
При мысли о том, што сын моей ма оказался таким трусом, я чуть было не швырнул книгу в реку.
Но все-таки не швырнул.
Потом мы связали мистера Прентисса-младшего его же собственной веревкой, а заодно выяснили, што электрический шок сбил приклад с ружья, што было очень обидно, потому што уж што-што, а ружье бы нам реально пригодилось.
– Чем ты таким его шарахнула? – полюбопытствовал я, пока мы, сопя и пыхтя, стаскивали тушу на обочину.
Блин, какие же
– Этой штукой я должна была сообщить кораблю, где нахожусь на этой планете, – сказала Виола. – Едва успела распутать.
– И как корабль теперь узнает, где ты? – спросил я, с трудом разгибаясь.
Она пожала плечами:
– Понадеюсь, что в Убежище что-нибудь найдется для этой цели.
Она пошла за своим мешком. Хоть бы Убежище оправдало ее надежды… Хоть бы наполовину.
И мы ушли. Мистер Прентисс был совершенно прав насчет того, какой это идиотизм – идти прямо по дороге, так што мы двинулись параллельно ей, футах в ста или типа того, с лесной стороны, стараясь не упускать ее из виду. Мэнчи мы несли на руках по очереди. Ночь шла своим чередом.
Говорить мы почти не говорили.
Потому што она ведь могла быть и права. Может, именно этого армия и хочет… может, если они присоединят меня, они и кого хош потом смогут присоединить. Может, я у них тест такой, кто его знает, – город у нас достаточно долбанутый, штобы поверить в нечто подобное.
Ежели один падет, все падут.
Однако, во-первых, это еще не объясняет, зачем мы понадобились Аарону, а во-вторых, я же уже слышал, как она сама врет, было дело? Слова могут быть какими угодно, но кто мне поручится, што она не