Потому што я никогда не вступлю в эту их армию, и мэр Прентисс должен это понимать после того, што они сделали с Беном и Киллианом, правду там говорил Шум мистера Прентисса-младшего или нет, так што здесь она ну совсем не права. Чего бы они там от меня ни хотели и из-за какой бы проклятой слабости я ни оказался неспособен убить человека, хоть бы он того десять раз заслуживал, все изменится, когда я стану мужчиной.
Миновала полночь. Теперь до мужчины мне двадцать пять дней… и еще миллион лет.
Потому што если бы я убил тогда Аарона, он не заложил бы мэру Прентиссу, где в последний раз меня видел.
Если бы я мог убить мистера Прентисса-младшего дома, на ферме, он бы не привел мэрову банду за Беном и Киллианом и не дожил бы до того, штобы покалечить мою собаку.
Если бы я был хоть немного убийцей, я бы остался и помог Бену и Киллиану защитить себя и дом.
Возможно, если бы я был убийцей, они сейчас были бы живы.
И каждый божий день я продаю одно за другое, совершаю эту сделку.
Всего-то и нужно, што быть убийцей.
Вы только посмотрите на меня.
Местность становилась все глуше, непроходимее, склон – круче. Река снова решила уйти в ущелье. Мы немного отдохнули под скальным выступом, съели остатки еды, уцелевшей в битве с мистером Прентиссом-младшим.
Мэнчи я положил к себе на колени.
– Што это была за таблетка?
– Кусочек человеческого обезболивающего, даже не вся. Надеюсь, доза была не слишком большая.
Я погладил пса по шерсти. Он был теплый и спал – значит, хотя бы живой.
– Тодд… – начала она, но я ее перебил:
– Я хочу продолжать идти, пока можно. Понятно, што иногда надо спать, но давай будем идти, пока не упадем.
Она помолчала минуту, потом сказала: «Ладно», – и больше мы не говорили, только прикончили остатки припасов.
Дождь шел всю ночь, и мы тоже шли. Нет ничего круче дождя в лесу: миллиард капель бьет по миллиарду листьев, река вспухла и ревет, грязь хлюпает под ногами. Время от времени я слышал вдалеке Шум – видимо, от лесных тварей и всегда за пределами видимости; стоило нам приблизиться, как он сразу же исчезал.
– Тут есть что-нибудь опасное? – осведомилась Виола, пытаясь перекричать гром ливня.
– Слишком долго перечислять. – Я кивул на Мэнчи у нее на руках: – Еще спит?
– Спит, – озабоченно отозвалась она. – Неужели я…
На следующем шагу мы обогнули очередную скалу и вылетели, как были, неподготовленные, к лагерному костру.
Мы остановились как вкопанные и одним махом, как во вспышке, заглотили открывшуюся нам сцену.
Впереди горел огонь.
Над ним на вертеле жарилась свежепойманная рыбина. Какой-то человек, привалившись спиной к камню, чистил еще одну.
Он поднял глаза на парочку, ввалившуюся в круг света.
И, примерно как с Виолой, когда я, никогда в жизни не видевший девочки, сразу понял, што это она, за ту одну-единственную секунду, которая ушла на то, штобы схватиться за нож, я успел осознать, што перед нами никакой не человек.
Это был спакл.
25
Убийца
Мир остановился.
Дождь перестал падать, огонь – гореть, сердце у меня в груди – биться. Спакл. Ушлепок.
Спаклов же больше нет.
Они все погибли в войну.
И вот один из них благополучно стоял сейчас передо мной.
Тонкий, высокий, как на видаке, белая кожа, длинные пальцы и руки, рот посреди лица, где ему быть не полагается, уши сползли к челюстям, глаза чернее болотных камней, мох и лишайник растут там, где должна быть одежда.
Инопланетянин. Чужой. Чужее не бывает.
Срань господня.
Всё, можете смять весь известный вам мир и выбросить в мусорную корзину.
– Тодд? – сказала Виола.
– Не шевелись, – сказал я.
Потому што сквозь гром дождя я слышал спачий
Никаких членораздельных слов, только картинки, все под странным углом и с неправильными цветами, но картинки: я и Виола, стоим перед ним с растерянными и потрясенными рожами.
Картинка ножа в моей протянутой руке.
– Тодд, – предостерегающе повторила Виола.
Это не все, што есть у него в Шуме. Там, во всей этой суете, рыбами всплывают чувства.
Я чувствую его страх.
Мой Шум побагровел.
– Тодд, – снова сказала Виола.
– Оставь мое имя в покое, – огрызнулся я.
Спакл медленно распрямился, бросив недочищенную добычу. Лагерь он разбил под скальным козырьком, вылезающим из склона небольшого холма. В основном там было сухо, виднелись мешки и рулон мха – видимо, постель.
К скале прислонено што-то длинное и блестящее.
Шум услужливо показал картинку: острога, которой спакл бил рыбу в реке.
–
На секунду, всего только на секунду я задумался, как ясно все это вижу – вот он, стоит в реке, – как легко его читать, пусть даже и все в картинках.
Но секунда прошла очень быстро.
Потому што дальше я увидел, как он прыгает за копьем – в Шуме увидел.
– Тодд? – говорила Виола. – Опусти нож. Он не…
Он прыгнул. И в тот же миг прыгнул я. (Посмотрите на меня.)
– Нет! – закричала Виола, но мой Шум ревел, и крик мне показался разве што тихим шепотом.