Посты сменяются на рассвете

Андрей Петрович побывал с «Хосе Ибаррури» уже и в Касабланке, и в Конакри, и в Ливерпуле. Теперь же, после ремонта, сухогруз готовился к рейсу на Кубу. Предстояло первое путешествие Лаптева морем через Атлантику.

Пароход должен был доставить на остров Свободы группу советских специалистов — механизаторов, зоотехников, агрономов, а также тракторы, автомобили, электродвигатели.

С нетерпением ждал Лаптев этого рейса. А тут и письмо: «Приезжай...» Неужто не обошла его судьба?..

В день отхода, когда добирался от гостиницы в порт, перед капотом такси плясала поземка: сквозь снежные заряды едва проглядывали клювы нахохлившихся кранов; от пирса, взламывая припай, выводил их на чистую воду Балтики ледокол. А миновав Ла-Манш и Бискайский залив, они вступили на путь Колумба, и Лаптев испытал чувство первооткрывателя, пусть и открывал эту морскую дорогу лишь для себя...

К полудню семнадцатых суток линия на штурманской карте уткнулась в Большой Антильский архипелаг.

Солнце слепило глаза. Катил валы океан. Но вот поднялись над водой желтые острова. Пальмы. Зеленая вода на отмелях. Мягкие изгибы береговой полосы, обозначенные тесьмой прибоя.

Чистый огненный диск начал опускаться в воду. И тут его рассекли узкие и темные полосы.

— Гавана, — сказал капитан.

Солнце ушло за щетину небоскребов, столпившихся по холмам. И над домами, невидимые раньше, засверкали огненные письмена.

Андрей Петрович поднес к глазам бинокль.

«Cuba territorio libre de Am'erica», «!Patria o muerte!», «!Venceremos!» — «Куба — свободная территория Америки», «Родина или смерть!», «Мы победим!».

Вот и прибыл на праздник!..

У него учащенно забилось сердце. Через час он сойдет на берег и отправится в незнакомый город искать дом по адресу, обозначенному на конверте с маркой-крокодилом. Смешно... На листке — крупным круглым почерком: «Приезжай...»

Христофора Колумба и большинство иных путешественников манила в дальние края жажда наживы или жажда приключений и открытий. Какая жажда влечет его? Что он собирается вдруг открыть для себя? Или просто хочет еще раз, на закате жизни, увидеть женщину — ту единственную, которую по-настоящему, без оговорок, любил? Да и чего уж там играть в прятки с самим собой — любит ее все эти годы, четверть века... Кто сказал: «Надежда — посох любви, отправляйся, вооружившись им»?..

Навстречу, из горловины бухты, помаргивая сигнальными огнями, уже подходил к сухогрузу лоцманский катер.

Буэнас ночес, Куба!

Здравствуй, Лена?..

2

Она бежала по Малекону. Волны бились о камень набережной; зеленые космы повисали над парапетом, норовили накрыть с головой. Воздух был наполнен грохотом и солон. Над заливом шарили лучи прожекторов.

Навстречу из темноты выплыло белое пятно. Девушка в белом платье шла, прижимаясь к солдату. Одна рука парня покоилась на ее плече, другая — на ложе пистолета-пулемета. Прибой осыпал их брызгами, как дождем, но они не обращали на это внимания.

Цокая подковами тяжелых ботинок, прошел патруль.

Скорей! Только бы застать! Ее ботинки стучали по камню. Она поскользнулась на покрытой водорослями плите, упала, проехалась по зеленой склизи. Поднялась. Брюки промокли, и саднило бедро. Синяк уж наверняка... Захромала. Снова побежала.

Вдоль набережной по влажному асфальту мчались автомобили. Они настигали и с шелестом уносились, мигая красными стон-огнями. Набережная широким полукольцом охватывала залив. Сейчас, ночью, это было полукольцо живого, мчащегося, рычащего огня — белого и красного.

Ей надо было перебежать автомобильную магистраль. Она остановилась. Когда-то, нет, еще совсем недавно город со стороны залива, даже далеко из океана, казался полыхающим костром, рассыпающим в ночном небе разноцветные искры. Это было великолепно!.. А сейчас — только лучи фар. Да вспыхивают и гаснут над домами, выходящими на набережную, письмена. Над зданием, еще не сбросившим крылатое колесо рекламы «Форда», загоралось красным огнем: «Родина или смерть!» Гас этот лозунг, и на его месте белым вспыхивало: «Мы победим!» Дальше, вдоль залива, светились слова: «Куба — первая свободная территория Америки», «Куба — территория Америки, свободная от неграмотности»... Она сощурила глаза. Буквы расплылись и превратились в снопы искр. Но все равно это не было тем вызывавшим восторг костром, который она столько раз видела прежде, когда подплывала ночью к городу.

Она подождала — и бросилась наперерез потоку машин. Заскрежетали тормоза, послышались ругательства. Она, не оборачиваясь, помахала рукой.

Теперь — прямо по набережной вверх. Улочка обступила густой зеленью, неярко мерцающими сквозь листву окнами. Океан приглушенно грохотал внизу. А здесь воздух был недвижим, не солон, а сладковат, настоян на сложном букете, как дорогие духи.