Потемкин

Вернувшись в Вену, император в разговоре с английским послом Робертом Кейтом выразился еще резче: «Главное несчастье императрицы заключается в том, что возле нее нет человека, который бы осмелился ограничить или хотя бы сдержать вспышки ее страстей…В делах политики влияние Потемкина никогда не было так велико, как полагали. Императрица не желает расстаться с ним; на это есть тысяча причин. Ей было бы нелегко отделаться от него, даже если бы она того желала. Надо побывать в России, чтобы понять все особенности положения императрицы»⁴⁰.

Что послужило причиной таких недоброжелательных отзывов? Ведь, как мы видели, Григорий Александрович делал все возможное именно для заключения русско-австрийского союза, ради него отказывался от выгодных политических предложений. Дело в том, что Иосиф II не испытывал абсолютной уверенности в Потемкине и, надо сказать, недаром. Дипломатия того времени знала особую форму взаимоотношений между державами, когда крупные вельможи одной страны, склонные к альянсу с другой, принимали от государства-союзника так называемые «субсидии» (в современном понимании — взятки) и открыто отстаивали при своем дворе интересы союзника. Подобный поступок не воспринимался современниками с осуждением или презрением, напротив — считался в порядке вещей.

Знаменитый елизаветинский канцлер А. П. Бестужев-Рюмин охотно брал деньги и получал пансионы от англичан и австрийцев, но с порога отвергал попытки подкупа со стороны Берлина или Версаля⁴¹

. Станислав Понятовский писал о нем: «Он всю свою жизнь был приверженцем Австрии, до ярости отъявленным врагом Пруссии. Вследствие этого, он отказывался от миллионов, которые ему предлагал прусский король. Но он не совестился принять подношения и даже просить о нем, когда он говорил с министрами Австрии, или Англии, или Саксонии, или другого какого-нибудь двора, который он считал нужным благодетельствовать для пользы своего собственного Отечества»⁴².

Не изменилась дипломатическая практика и позднее. Во все годы союза с Пруссией при русском дворе активно действовала прусская партия, глава которой Никита Панин ничуть не скрывал приверженности интересам Берлина и даже оскорбился, когда Фридрих II решил действовать через Потемкина. Иосиф II ехал в Россию с надеждой не просто сблизиться с Екатериной, но и, в случае удачи, создать свою, австрийскую, партию. Ему это удалось: два видных вельможи А. А. Безбородко и А. Р. Воронцов приняли «субсидии». Но их политический взлет был еще впереди, в момент же свидания в Могилеве они не занимали ключевого положения. В значительной мере дальнейший рост их влияния обусловливался именно поддержкой Австрии. В 1780 году Потемкин — козырной туз новой политической игры — не пошел Иосифу II в руки.

В Вене, вероятно, рассчитывали, что князь станет вторым Бестужевым русско-австрийского союза. Из информации, выданной Гаррису Сен-Жаном, мы знаем, что австрийская сторона сделала Григорию Александровичу предложение, аналогичное прусскому, оно касалось независимого немецкого княжества где-нибудь в пределах Священной Римской империи⁴³

. И снова Потемкин ушел от «награды» за «преданность» чужим интересам. Это наложило на его отношения с императором печать недоброжелательства, чем объясняются негативные отзывы австрийского монарха о друге Екатерины.

Австрийская сторона была уверена, что из союза с ней автоматически вытекает полный разрыв с Пруссией. Но это не было выгодно для России, и Потемкин не раз показывал, что считает полезным не усиление одного немецкого государства за счет другого, а поддержание в Германии равновесия сил между Пруссией и Священной Римской империей. В этом было существенное отличие его взглядов от взглядов Бестужева, видевшего в Австрии «естественного» союзника России, «завещанного» ей Петром I.

22 августа 1780 года канцлер Кауниц с неудовольствием писал австрийскому послу в Петербурге Кобенцелю: «Потемкин высказал, что основание русской политики заключается в поддержании совершенного равновесия между Австрией и Пруссией. В былое время в Петербурге думали иначе, и в основании договоров (1726 г. и 1746 г. — О. Е.) лежала мысль, что прусский король общий и равно опасный враг обеих держав, и что для них одинаково желательно уменьшить его силу, возвратя королевство в прежние границы. В Вене взгляд этот не изменился, и старания Австрии будут и впредь направлены к той же цели»⁴⁴. А вот у Петербурга имелись свои цели на Юге.