Потерянный рай

– Я пришел в новое место, но принес с собой свою деревню: новая казалась мне хуже старой. Я пришел и принес с собой свою невесту: новая ей в подметки не годилась. Все казалось хуже. Если я соединюсь с другой женщиной, я буду думать о Елене. Если я буду жить в другой деревне, я буду думать о своей. Слишком много напоминаний. Жизнь с привкусом горечи. И я пришел к выводу, что в жены мне суждена… дикая лесная жизнь.

Он просеивал песок сквозь покореженные пальцы.

– Ноам, если я предложу тебе уйти в другое место, далеко отсюда, ты пойдешь со мной?

– Я… я не знаю.

– Пойдем прямо сейчас! Идешь?

Во мне тотчас возник ответ. Он меня изумил. Он настолько разочаровал меня, что я копнул себя поглубже, чтобы отыскать в себе желание неведомого. Увы, по-прежнему я слышал в ответ упрямое, безоговорочное «нет», и мне пришлось с ним смириться. Дядя поник – впрочем, не слишком удивленный.

– Ты испытываешь потребность остаться при них.

– При ком?

– Мы не покидаем того, от чего бежим. Лишь отходим на какое-то расстояние. Не более того.

Барак брал меня с собой в лес почти ежедневно; мы охотились, собирали грибы и плоды. Ему нравилось все, кроме предусмотрительности.

– Какая глупость – брать с собой еду! Таким манером Панноам сделал сельчан зависимыми. Производить, копить, сохранять, сторожить, распределять и предусматривать – вот путь превращения в рабов. Они думают, что владеют вещами, но это вещи владеют ими. Раньше было не так.

– Раньше?

– Панноам сделал с нами то же, что сделал с баранами, козами, зубрами и собаками, – превратил нас в послушное стадо. Он изобрел не только домашнее животное, но и домашнего человека. Покорность укрепляет позиции. Больше никто не живет свободно. Дитя рождается в путах законов, правил и обязанностей, которым оно должно подчиняться. Где выход, Ноам? Уйти, стереть все, чему он нас учил. Я не люблю предусмотрительность и никогда не полюблю: так велит мне дикая жизнь.

– Но когда мы с тобой встретились, я видел твои силки для зайцев, Барак.

– Расставлять силки – это охота.

– Расставлять силки – это предусмотрительность.

– Буря не позволила мне выйти, и надо было…

– Ты предвидел!

– Поуважительней, мой мальчик! Не забывай, что имеешь дело с покойником.

Барак упрямо противопоставлял прежний деревенский уклад нынешнему. Прежний казался ему естественным, нынешний – противным Природе, ведь люди слишком о себе возомнили. Вместо того чтобы подчиняться физическим ограничениям, весьма легким, они выдумали дополнительные ограничения: общественные, моральные и духовные – множественные и обременительные, замыкающие их в деревне, как в тюрьме[12].

Однажды мы знатно поохотились. Нам повезло, и мы набили дичи больше обычного: четырех крупных серых кабанов, четырех кабанов с клыками, грозно торчавшими из дымчатых рыл, четырех кабанов, которые даже бездыханными, казалось, были готовы атаковать. Барак ликовал:

– Ну и денек, мой мальчик! Чудная погода, славная охота, знатная добыча. Мы заслужили женщину, а?

Эту фразу он отпускал все чаще. Я всякий раз притворялся, что не слышу, и это его очень веселило.

– Мой племянник глохнет, стоит мне произнести слово «женщина». Вот уж странная болезнь… Беда в том, что без женщины ее не вылечишь.

Сегодня он подтрунивал надо мной пуще прежнего:

– О, кажется, твоя глухота уменьшилась.

Я что-то буркнул. Он от души рассмеялся и сказал:

– Я не жду от тебя скорого ответа, Ноам. Просто еще раз задаю вопрос.

Мы прикорнули под деревом, он проснулся и, потянувшись, воскликнул:

– Неподалеку есть речка. Пойду окунусь. А ты?

По мне, куда лучше лежать на мху, наблюдать за бесконечной муравьиной процессией. А он ушел, мурлыча себе под нос.

День был спокойный и пряный. Барак вернулся довольно скоро и сел рядом; он был абсолютно сухим.

– Ноам, меня чуть не засекли.

– Кто?

– Человек, которого я однажды видел около деревни.

– Каков он из себя?

– Человек в плаще, в просторном черном плаще.

– С седыми волосами и изможденным лицом? Прочесывал овраги и пригорки? Ну конечно! Тибор, отец Нуры.

Я не понимал, почему он здесь оказался, но мне стало неспокойно.

Барак кивнул, сплюнул и тревожно спросил:

– И что он здесь шакалит?

– Он собирает лечебные растения.

– Так далеко от деревни?

– Странно, но почему бы и нет?

Я соврал. Обычно Тибор возвращался из своих походов в сумерках, что ограничивало поле его исследований. Скорее всего, Тибор ищет меня. Эта мысль мне не понравилась, и я ее отверг.

Барак заключил:

– Я от него улизнул. Во всяком случае, он бы меня не узнал.

Я умилялся, когда видел, как дядя заботится о сохранении своей тайны.

– Не волнуйся, Барак, тебе удалась твоя смерть. Я никогда о тебе не слышал. Конечно, воспоминание о тебе волнует и моего отца, и мою мать, но оба они считают тебя мертвым.

Он посмотрел на меня в нерешительности. Я настойчиво увещевал его:

– Лишь я один знаю правду.

Он пожевал губами, прикусил их и пробормотал:

– Конечно нет.

– То есть?

– Кое-кто еще знает: Панноам.

Я изумленно посмотрел на дядю. Он отвел глаза: