Потому что ты любишь ненавидеть меня: 13 злодейских сказок

И честно, если бы за несколько минут до этого ты спросила меня, как я отреагирую на разочарование Джима Мориарти, то я бы честно сказала, что сожмусь в комочек. Имеется в виду, ведь он мне так нравится... Но вместо этого я ощутила, как жар поднимается у меня в животе, а пальцы стискивают слона так, что костяшки начинают белеть.

А он продолжил:

– Большинство ворует или убивает или продает наркотики не потому, что им этого хочется, Холмс, или потому, что им так уж нравится быть «плохими парнями». Нет, они делают это по той причине, что в их жизни нет другого выхода, нет выбора. В отличие от нас с тобой, они не могут просто ходить сквозь стены.

– «Ходить сквозь стены?» – крепче сжать, еще крепче. – Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду, что тебе очень повезло, учитывая, где ты сейчас находишься, – неожиданно он вскочил на ноги, кресло, заскрипев, резко отъехало в сторону. – Подожди, – три длинных шага, и он сгинул в лабиринте громоздящихся книжных полок.

И некоторое время я просто сидела там, полная непонятной злости.

Я хотела ударить его, или разломать слона на половинки. Никто и никогда. Никогда и никто не говорил мне, что юрист – это неудачный жизненный выбор в плане построения карьеры. И не обвинял в том, что я хочу встать на этот путь ради денег.

Джим вернулся через минуту.

– Вот, – и он бросил книгу мне на колени: надорванный переплет, чуть больше ладони и едва толще.

Габриэль Гарсия Маркес. «Хроники объявленной смерти». Перевод на английский.

– Прочитай ее, – приказал Джим. – И скажи мне, кто там виноват в конце концов. Скажи мне, кого ты, как юрист, считаешь возможным обвинить.

– И должна ли я написать заключение по делу на пяти страницах, профессор Мориарти? – съязвила я, переставляя пешку на НЗ. – Или я буду сдавать тест завтра?

Он вздохнул и откинулся в кресле:

– Ты не обязана это читать. Я просто подумал... Это хорошая книга. Правда.

Я не ответила, хотя понимала, что угрюмое молчание выглядит ребячеством. Совершенно иррациональное поведение.

Да, я могу быть «шершавой», Джин. Но ты прекрасно знаешь, что я держу себя в узде. Я делаю ошибки, когда я вне себя, а ошибки –- это то, чего не может позволить себе отпрыск Вильяма Холмса.

Я двинула пешку на Е5 – ход настолько бессмысленный, насколько можно представить. Но просто в один момент игра вовсе перестала меня интересовать, и уже через пятнадцать ходов Джим объявил:

– Шах.

Прошла минута, и за это время я только лишила моего короля последней защиты. Так что когда он прикончил меня с «Мат, Холмс!», я могла лишь свирепо таращиться на него.

* * *

Помнишь ту ночь, когда ты проснулась от моего плача?

Я сказала тебе, что читаю очень грустную книгу, и это на самом деле было ложью. Нет, «Хроники объявленной смерти» не вызвали во мне сильной печали, это чувство родила моя попытка осознать, кого обвинить в убийстве: того, кто его совершил, или всех жителей деревни, которые знали, но ничего не сделали, чтобы предотвратить.

И подо всем этим клубком противоречий, за ритмом предложений крылась история любви. Девушка, Анджела, чью жизнь контролировали находящиеся рядом мужчины, и чья ценность определялась исключительно тем, что она могла дать.

Девушка, в конечном итоге понявшая, что она хочет от жизни...

Но оказалось слишком поздно заявлять свои права, ибо и у нее, и других остался лишь один выход: бессмысленная предсказанная смерть.

Я не сказала Джиму, что плакала, читая книгу.

На следующий день, занимая место у шахматного столика, я лишь объявила «Все в деревне виноваты».

Садовники работали как раз под нашим окном, подстригая траву и ровняя живую изгородь, так что партия началась под жужжание газонокосилок и треск ветвей. Мы зашли далеко в миттельшпиль, когда они закончили, и я наконец получила возможность добавить:

– Селяне знали, что братья планируют убить Сантьяго, но никто не вмешался.

– Так кого нужно наказать? – спросил он.

– Братьев.

– Даже если все вокруг были столь же виноваты?

– Ну... «все вокруг» не били Сантьяго ножом до тех пор, пока его внутренности не вывалились в грязь. Это сделали братья Анджелы.

Джим потряс головой, но вовсе не в раздражении.

Его глаза заискрились, когда он двинул слона вперед, чтобы взять мою пешку.

– Ты слишком умна для юриста, Холмс. Слишком умна, чтобы верить в нереальное.

Я сходила ладьей на Д4, поставив под удар черного коня.

– Ты хочешь сказать, что правосудие нереально, Джеймс?

– А что реально? – он махнул рукой в сторону доски. – Ни правила. Ни игра, – мотнул головой в сторону окна, волосы его колыхнулись, и у меня скрутило нутро от совершенства этого движения. – Ни подстриженные деревья. Ни Джонс, что их стрижет. И меньше всего – система юриспруденции, степень по которой ты собралась получать. Все это лишь мифы. Огромные кучи лжи, в которую мы все согласились верить. Единственная причина, по которой они имеют над нами власть, состоит в том, что мы им позволяем.

Я готова признать, что моя челюсть немного отвисла.

А затем, вся такая уравновешенная и красноречивая, я выдавила:

– Ха?