Потому что ты любишь ненавидеть меня: 13 злодейских сказок

Предательство богини жгло сердце до сих пор, хотя Мэй Ду думала, что ее сердце стало холодным и твердым, как все те смертные, кого она обратила в камень. И вот сейчас лик небожительницы причинил такую боль, что бывает от свежей раны, и пришлось отгонять желание сжаться в клубочек и заплакать – словно унижение и боль случились только вчера, и она все еще оставалась простой беспомощной девушкой с именем, что звучит немного иначе.

Змеи на голове зашипели, начали дергаться туда-сюда так, что заболел весь скальп. Мэй Ду провела желтыми ногтями по лицу, покрытому настоящей коркой из бородавок и прыщей, глаза ее обежали темные углы полуразрушенного храма.

Мэй Ду вслушалась, и грубые зеленые чешуйки на ее руках начало покалывать.

Приближался человек.

Века прошли с тех пор, как она вынуждена была скрываться, но легенда о ней распространялась, а дурная слава росла, как и число тех, кто приходил, чтобы убить ее. Только мужчины, и она знала, что они являлись с убийством в мыслях, поскольку такое зло, как Мэй Ду, нельзя было пленить.

Смерть – единственное решение, единственное возможное завершение ее истории.

До сих пор Мэй Ду избегала подобной участи, хотя и страдала от насмешек и проклятий, от ожогов и порезов, от тех камней, что попадали ей в голову.

После долгих лет оскорблений Мэй Ду обратилась против тех, кто шел за ней, обрушилась на них в жажде мести и мрачного удовлетворения от их собственной гибели. Она отказалась быть только жертвой.

Утренний свет просачивался через сломанную решетку окна наверху, проникал через трещины в стенах.

Массивные деревянные двери скрипнули, открываясь, и она согнула руки. Вспомнила слухи, достаточно громкие, чтобы они добрались даже до ее ушей во время одиноких странствий по слабо населенным местам – смертные говорили о великом воителе, обученном лучшими мастерами, более сильном и проворном, чем любой из мужчин, нечеловечески могучем даже с голыми руками и смертоносном с любым оружием, о настоящем герое.

И вроде бы его даже благословили боги, чтобы он покончил с тем царством ужаса, что установила Мэй Ду.

Так это он? Явился, наконец?

Сгнившие двери захлопнулись обратно, и пыль закружилась столбами, мерцая в солнечных лучах. Очертания мужчины возникли в сумраке, и она вспомнила о Хай Цине, и одна мысль о нем потушила весь свет.

Мэй Ду поднялась на хвосте, и змеи на ее голове заизвивались в предвкушении.

Она была готова к встрече с равным.

* * *

Чжи Мэй Фэн сидела неподвижно в глубоком, украшенном резьбой кресле, а императорский художник с помощью кисти и чернил пытался изобразить ее портрет. Место, где располагалось ее сиденье, меняли уже несколько раз, двигая кресло по огромному, пышно украшенному залу, перетаскивая другие предметы мебели туда-сюда.

Поместье Чжи было самым роскошным в Кин Хе, но несмотря на богатство и высокий статус семьи, занимавшейся торговлей, не каждый день к ним являлся гость из дворца. Так что мать Мэй Фэн была полна решимости не упустить этой возможности и сделать так, чтобы портрет оказался в руках императора.

Ведь нет для женщины судьбы более почетной, чем стать наложницей Сына Неба, одной из тысячи невест, что живут в роскошных покоях.

Художник велел открыть дверь, добиваясь, чтобы нужное количество света проникало внутрь. Мэй Фэн увидела, как он бросил взгляд на свитки картин, что украшали стены – бесценные работы давно умерших мастеров.

Ее мать, госпожа Джи, сновала туда-сюда за спиной портретиста, рукава ее шелкового халата вздувались от нервных движений. Мэй Фэн очень хотелось, чтобы матушка стояла спокойно, ее суета вызывала легкое раздражение.

Передвижения госпожи Чжи сопровождались фразами, которыми она обменивалась с художником.

– О, вы должно быть нарисовали столько прекрасных женщин для императора, мастер Ян, – сказала она. – Это столь важная и почетная задача – странствовать по провинциям, отыскивая новых невест для Сына Неба. Я хочу сказать, что мы всецело полагаемся на ваше искусство, что оно передаст все красоту и обаяние нашей дочери. Любой мужчина, даже император, должен немедленно влюбиться, только увидев это идеальное лицо!

И матушка грациозным жестом указала на Мэй Фен, ее темные глаза вспыхнули гордостью.

Мэй Фэн внутренне поморщилась.

Но она была слишком хорошо вышколена, обучена, как быть приличной юной госпожой, и не позволила чувствам отразиться на лице. Она сохранила тот же слабый изгиб губ, и не изменила мечтательного взгляда, обращенного в пространство.

– Красота моей дочери известна во всей провинции, – продолжила госпожа Джи. – Помимо внешности... она преуспела во всех искусствах, что позволят развлечь Сына Неба: вышивка, пение, танцы, игра на цитре. Она умеет сочинять стихи, обучена подавать чай должным образом, если император того пожелает, и знает те способы, которыми доставить удовольствие в спальне.

Мэй Фэн почти закрыла глаза от смущения, и только самоконтроль позволил ей справиться с собой. Но вот того, что волна тепла заструилась от ее щек к шее, она предотвратить не смогла, и все дошло до того, что кончики ее ушей по-настоящему загорелись.