Поцелуй мамонта

Горилло вновь двинуло Кожана так не по — человечьи ловко (точно! обезьяна это!), и так крепко, что сам Кожан, не чуя ног — рук, то ли от удара, то ли от страха, то ли от любопытства оказался в совсем неспортивном положении: стоящий раком на подоконнике, как давеча Клавка, но только щекой прилипши к стеклу.

ПотомстеклосталоподдаватьсяиКожанлицомоказалсянаулицеалицосамособойсталопроворачиватьсявбокиувиделоНасосКожанаспугливоприжимающегосякдверигрузовика.

Это в секунду произошло, и было так же непонятно, как ненашенские японские буквы.

Насос видел почти сблизи этот сплюснутый портрет в профиль. В стекле. Навроде гербария. Не похож гербарий на Кожанскую мордохарию. Похож он на сплошой синяк или на баклажан, выращенный в самой лучшей французской оранжерее «Хрустальный дворец» с применением девственного хохлятского ломтя чернозёма четырёхметровой толщины и сплюснутый прессом.

Чуток стал трезветь Кожан от встрясок, но лучше не видеть щас ему своего лица, а то испугался бы снова.

Возвращаемся назад на пару минут.

— Лови Фуй — Шуй! — грозно прошипело Горилло Чичи и опять метнуло в сторону чекиста лапу: легко двигалось что — то от лапы, будто по воздуху бабочка.

Но удар был не бабочкин.

Отпечаталась на лице Кожана подошва этого странного Фуя — Шуя.

На подошве надпись: по — английски: «Её императорского величества двора…» и корона странная… китайский ботинок!

Железный, падла! Подделка! Забыл китайские и английские обувные мануфактуры Кожан, а времени на раздумья у Кожана не было: вслед за Фуй — Шуем придвинулась к нему мягкая, но такая тяжёлая лапа Гориллы Чичи.

— А — а–а! — кричал Кожан, расширяя дыру в стекле. Это уже телом.

— А — а–а! — кричал он без остановки.

«А — а–а» было бесконечно долгим. И летел он до дальнего бордюра, не выпуская из горла этого «а — а–а».

Воткнулся головой в сугроб. Одни ноги и половина туловища торчат. Но тут же умудрился вывернуться обратной спиралью Кожан, изловчился встать на ноги, ухитрился понять направление и помчать из всех сил к спасательной машине марки «Грузовик». Шагов — то было всего пять.

***

— Чего вот так мхчаться

! — думал Насос, — выпал из окна, дак и что? С каждым такое бывает. А встал, так иди путём, чего людей шокировать… Вон они в щёлках…

И точно: заполнила щели занавесей туча будто крылатых мышиных глаз. По сверканью сосчитать можно. Нарядные! Новый Год, блядь! Мороз мимо не пройдёт.

— А без коки крэк так поскочишь! — заподозрил, шмыгнув ноздрёй, Насос, и оказался на триста процентов прав.

— Стой, ты куда? Мимо то чё?

— А — а–а, Насос! Ты где, — и детским стишком: «Ни***уя не вижу я!»

Насос перехватил начальника и сам вместе с ним чуть не упал.

— Чё, начальник, что за херня? Куда несёшься чекист…? (Начальник, бля!) Давай в корзи… кабину! Насос мечтал о воздушных шарах.

Насос едва успел придержать нырнувшего головой в кабину гражданина начальника и вожака волчьего, побитого почём зря, и вовсе не в пользу лицевой эстетики: так просто теперь не побрить…

И вдарил обеими ногами в нужную педаль. Машина брыкнула, взвилась. И попёрла в арку.

Едва успел крутнуть руль Насос, а то бы снесли угол и шмякнул бы сверху пожарный балкон с лесенкой.

— Вези, бля, груз!

— Чего? — Насос хотел было остановиться и сбавил газ.

— Меня вези, себя вези! Балду в сторону!

***

— Ну! Что за херня, зачем стреляли, почто столько шума? — интересовался, медленно исходя вопросами, будто глистами на полный ноль, Насос. Отъехали уже метров с тыщу и завернули в направлении Пшхчковой.

— Езжай, не спрашивай… потом всё. А — а–а, морда… болез… зит…

— Тебя теперь ни один чекист не узнает, и о***уеет с твоей афиши наш брат деловой. Глянь вон в зеркало!

— Где?

Насос повернул.

— Ёпть, это кто там? Я что ли?

— А кто ещё!

— Ну, не х***я, ёпть…

(В этих скобках на три минуты чистейший блатняцкий и на одну десятую секунды гражданский мат — перемат, пропускаем его, и в кино пропустим, и в ауде).

— Слышь, начальник, чекист, ёпть твою мать, че натворили? Ну, сколись, ледышка, давай… От бабья разве столько шума бывает? Боксёрки что ли! Пых ножичком! И вся недолга.

Не понимает Насос прилива неожиданностей в таком великолепном плане боя. Работали одни специалисты… Ну и что вышло… Без мокрухи хотели… Вот так чудо — Чека! Что — то видно не склеилось или пошло вовсе не туда. Вот и строй планы после этого… Бабы, бабы… От них вся беда! Вот те и восьмое марта, котик! Всё для них, понимаешь, а они вона как, ёшкин бог!

— Тых, тых, тых, — мчится четырёхколёсное чудовище, подпрыгивая на булдыгах. Хорошо, черных кошек по дороге нет. И алкаши не валятся под колеса. А было уже так и не раз. Спасибо деду Морозу!

— Пожалуйста!

***

— Насос, дружище, соратник! Чего лыбишь! Не поверишь, бля, а мне было страшно… Только думать некогда…

— Ну — у–у? Страшно. Как же страшно? Отчего страшно?