Поцелуй меня первым

В свою очередь, я осведомилась, как они собираются известить Марион. Женщина ответила, что это потребует «чрезвычайной деликатности». Ей сообщат лично; тогда я посоветовала полицейским, в котором часу лучше прийти, пока с Джонатаном сиделка, а также сказала, что по средам Марион уходит в клуб книголюбов. Скажите ей, убеждала их я, что ее дочь была сильная женщина, годами скрывавшая свои страдания от друзей и родных, не желая причинять им беспокойства. Скажите ей, продолжала я, что перед тем, как окончательно уйти, она была очень счастлива, пребывая в спокойной уверенности, что приняла единственно верное решение. Она находилась в здравом уме, не принимала наркотики, не употребляла алкоголь.

Меня уверили, что все это будет принято во внимание. Затем они перешли на более непринужденный тон и стали задавать личные вопросы. Как бы я описала свое «психическое состояние»? Нет ли у меня депрессии? Или, возможно, была в прошлом? Не собиралась ли я сама покончить с собой?

На все вопросы я твердо отвечала: нет, не было, не собиралась, и вообще – не понимаю, какое отношение подобные расспросы имеют к делу.

– И все же ты так прониклась чувствами человека, желавшего покончить с собой, что пошла на риск, несмотря на уголовную ответственность… – Женщина покачала головой. – Ты утверждаешь, что полностью погрузилась в этот «проект». Иными словами, ты пожертвовала своей личной жизнью ради Тессы?

Я согласилась, что у меня действительно ушло много времени на заботу о Тессе, но с моей стороны это был акт милосердия.

– Адриан тебе заплатил? – спросили у меня.

– Не совсем, – нерешительно ответила я.

– Что значит «не совсем»?

– Я думаю, что деньги дала Тесса. Адриан только отправлял их по почте.

Мужчина подался вперед.

– Сколько он платил?

– Сто семнадцать фунтов.

– В день?

– В неделю.

Полицейский недоуменно сдвинул брови.

– Почему именно такая сумма? – спросил он.

– Ровно столько мне нужно, чтобы прожить, – пояснила я.

– Значит, Адриану заплатила Тесса?

Признаюсь, раньше мне не приходило в голову ничего такого.

– Не знаю.

– У нас есть основания полагать, что Тесса передала Адриану крупную сумму денег, чтобы он поскорей нашел исполнителя, – продолжил он. Оказывается, «клиент» Рэндала, тот самый «счастливо спасенный» Марк, заявил полиции, что заплатил Адриану двадцать тысяч фунтов.

– Возможно, это было добровольное пожертвование, – предположила я. – Пользователи «Красной таблетки» могли делать добровольные взносы на развитие сайта. Ведь Адриан вел его совершенно бесплатно.

– Если это так, – продолжал полицейский, словно не расслышав меня, – то вы с Адрианом наживались на чужих смертях. Это влечет за собой большие неприятности. Ты это понимаешь, Лейла?

– Не могу сказать насчет Адриана, – ответила я, – но я ни на ком не наживалась. Мне всего лишь нужно было на что-то жить. Ровно сто семнадцать фунтов в неделю. Могу показать счета. Дело не в деньгах. Дело в убеждениях.

* * *

Полицейский молча сверлил меня взглядом, затем объявил, что на сегодня допрос окончен, и я могу идти, но не должна уезжать из города, не уведомив полицию. Я спросила, когда они пойдут к Марион; мне ответили, скоро, пока не знают точно когда, но я ни под каким видом не должна пытаться поговорить с ней. Я спросила, скажут ли Марион, кто я. Мне ответили, что сейчас в этом никто не заинтересован. Возможно, ей назовут мое имя позже, смотря что скажут правовые консультанты.

– Мы никогда не сталкивались ни с чем подобным, – сказала женщина, провожая меня к выходу. – Для нас это нехоженая тропа.

* * *

На сегодня хватит. Восходит солнце, и уже слышен стрекот насекомых. Завтра я должна лететь домой, обратный рейс забронирован на 15:35, но, скорее всего, я изменю дату вылета. Энни остается еще на неделю, и я, пожалуй, тоже останусь. Надо только съездить в город и поменять билет, а еще написать Джонти, что приеду на неделю позже. Буду шлифовать табуретки вместе с Энни. Может быть, я вызову такси и поеду посмотреть на Альгамбру.

Четверг, 25 августа 2011 года

Я снова сижу в ярко-оранжевом самолете, лечу назад в Лутон. То есть не совсем лечу: мы уже сорок минут торчим перед выездом на взлетную полосу, и неизвестно, сколько еще так простоим. Кажется, не соблюдены «организационные меры безопасности полета», но наверняка это попросту означает, что недостает кого-то из экипажа. Все пассажиры как будто примирились с неопределенностью, кроме моего соседа, который ведет себя с нескрываемым раздражением. Ему, видите ли, не нравится, когда я случайно задеваю его локтем, печатая на своем ноутбуке, едва уместившемся на крохотном откидном столике. Подчеркнуто скрестив на груди мясистые руки, мой сосед уставился прямо перед собой. Может, этот же тип сидел рядом со мной, когда я летела из Лондона. Вполне возможно, что и самолет тот же, каким я прилетела сюда неделю назад: в салоне такой же тяжелый и застойный воздух.

Все вышло не так, как я планировала. Я не про задержку с отлетом, а про свой отъезд. Два дня назад я собиралась сменить дату вылета и побыть в общине подольше, но…