Поцелуй негодяя

Юрик быстро и беспорядочно разделся, оставшись в одних трусах, и решительно вошел в воду, которая оказалась холодной. Замешкавшись на секунду, пловец шагнул еще несколько раз, постепенно погружаясь в реку, как в могилу. Наконец, оттолкнувшись ногами от дна, он поплыл по-собачьи, поскольку по-другому не умел. Его понесло течением вдоль берега, еще несколько раз он увидел впереди голубую голову и пытался делать мощные гребки в ее сторону, но сильными эти движения казались только самому пловцу. Он отдалился от своего берега, толком не приблизившись к противоположному, быстро потерял из виду Валерию Петровну, но упорно продолжал плыть в направлении, которое полагал направлением в ее сторону. Он уставал, голова все чаще уходила под воду, он захлебывался и, вынырнув, долго отплевывался, сбивая дыхание. Потом свело ногу, а он не понимал, что происходит. Нога сама собой согнулась и заболела, потянула на дно, а не помогала выплыть. Всеми силами Юрик пытался поднять лицо над водой, но все чаще и чаще перед его глазами возникал желтый и мутный подводный мир, который не позволял сделать ни единого вдоха. Лицо его запрокинулось, вода его захлестнула, и Юрик из-под воды увидел солнце. Оно показалось ему холодным, инопланетным, враждебным и жестоким. Он попытался позвать на помощь Валерию Петровну, но желтая вода, словно жидкий свет, хлынула в его мальчишеские легкие, утопив в них последний крик, только круги разошлись на поверхности реки. Валерия Петровна благополучно выбралась на другой берег и отжимала там волосы, подставляя лицо последнему летнему солнцу и весело смеясь.

***

– Ну почему все решили рассказать какие-то жуткие истории? – воскликнула Вера.

– Можно подумать, ты поведала нам легкую и веселую, – заметил Воронцов.

– По крайней мере, у меня никто не умер!

– Тоже мне, заслуга. Если хочешь знать, твоя монахиня Евпраксия – самый жуткий персонаж из всех, возникших в наших побасенках.

– С чего ты взял?

– Сама знаешь.

– Знала бы – не спрашивала.

– Хорошо. Она бросила собственного младенца из-за неудачных отношений с мужиком.

– Она его не на улице бросила.

– Еще не хватало! Любая нормальная мать тебе скажет: жертвовать детьми из-за мужиков нельзя.

– Она не пожертвовала ребенком. Она пожертвовала собой.

– Ну конечно! Вместо того, чтобы воспитать родного сына, удалилась в пустыню тешить свое раненое самолюбие.

– По-твоему, она должна была остаться?

– Разумеется.

– И жить дальше со своим так называемым мужем?

– Само собой. Если ребенок дороже мужика, выбирают ребенка.

– Опять ты за свое! Можно подумать, она убила грудничка, потому что он раздражал ее хахаля. Она не выбрала между ребенком и мужиком второго, она просто похоронила себя заживо.

– И сама понимала греховность принятого решения.

– Кто тебе сказал?

– Весь образ ее жизни, все ее морализаторство. И священнику плешь проела. А сама ведь никому не принесла счастья. Ее единственное доброе дело – рождение сына. И она его бросила!

Жена Концерна нерешительно вмешалась:

– По-моему, вы слишком бурно ссоритесь для такой отвлеченной темы, как литературные упражнения. Со стороны посмотреть – ваши близкие глупостей натворили.

– Литературные споры – самые жизненные. В творчестве эмоции сконцентрированы, а в жизни – размазаны тонким слоем, без микроскопа не заметишь, – философски заметил в ответ Воронцов.

– От жизни зависит, – ехидно вставила Вера. – Не все живут по-рыбьи, у некоторых эмоции ключом бьют.

– Это ты о бытовых уголовниках?

– При чем здесь уголовники?

– Вот уж у кого эмоции в жизни бурлят! От избытка чувств топорами башки друг другу крушат, кровищей умываются. Адреналин бурлит без всякого удержу.

– А других эмоций ты представить не способен? Сразу видно опытного холостяка. Ты ведь не представляешь, каково впервые в жизни увидеть своего новорожденного ребенка. Зачем приплетать топоры и кровищу? Можешь представить своего несуществующего ребенка, который впервые пошел в первый класс, с огромным букетом цветов и с торчащими ушами, которые просвечивают на солнце? Нет, конечно. Зачем тебе обуза, ответственность, долг и долги? Лучше с приятелями собраться, за пивом баб обсудить и осудить.

– Ну, поехали, поехали! И приехали. Опять туда же.

– Разумеется, туда же. Так и будет продолжаться, пока за ум не возьмешься.

– Взяться за ум – значит осчастливить какую-нибудь особу женского пола брачным предложением?

– Хочешь выдать тираду о свободе и нежелании оделять вниманием всех женщин ради одной избранницы?

– Нет, наоборот. Ты сама невольно проговорилась, по Фрейду. Сначала-то все про эмоции, про чувства, а в итоге – взяться за ум. Другими словами, брак есть следствие трезвых и взвешенных размышлений, а не апогей чувственных переживаний, и та сама призналась.