Поцелуй негодяя

– Посмотреть на тебя со стороны – одинокая, несчастная, можно сказать брошенная. Поживешь с тобой под одной крышей месяц-другой, и вдруг понимаешь: вольнолюбивая, сильная, ничья по собственному хотению.

– Ничья по собственному хотению?

– Именно. Ты можешь выбрать из нескольких вариантов, но предпочитаешь не выбирать.

– Что я могу выбрать?

– С кем жить. Не в смысле – у кого в квартире, в смысле – с кем вместе.

– Ерунду мелешь и сам не понимаешь.

– Я мелю зерно чистой правды, и ты знаешь это.

– Хватит дурью маяться.

– Адресуй свое предложение себе.

Вера остановилась и резко схватила Воронцова за локоть. Пальцы ее сжались с неожиданной силой, словно на руку гостеприимного хозяина наложили жгут.

– Ты навоображал обо мне много чепухи, – тихо и внушительно произнесла она. – Я не собираюсь с тобой спорить и искать доводы, которых нет. Сделай милость – не упражняй на мне своего остроумия.

– Желаешь сохранить вид слабой и зависимой жертвы обстоятельств?

– Я не жертва.

– Конечно. Ты охотница. Только охотишься из засады. Одного не могу понять – на кого теперь?

– Неужели не на тебя?

– Нет, я уж точно в стороне. Оболтусами ты не интересуешься, даже имеющими отдельные квартиры в центре Москвы.

– Не в таком уж ты и центре.

– Центральнее многих. Но я о другом. Ты ведь ищешь в мужчинах не материального благополучия?

– Естественно, я ведь не проститутка. Надеюсь, ты это и без моих слов заметил?

– Не проститутка. Ты ищешь искреннего отношения, без прикрас и устрашающих выпадов. Ждешь от мужчин проявлений влечения к тебе, а потом начинаешь ставить на них эксперименты без обезболивания.

– Просто поражаюсь твоей прозорливости. За всю мою прежнюю жизнь никто не вываливал мне разом всей правды.

– Охотно верю. Теперь твоя жизнь поделится надвое – до сегодняшней ночи и после.

– Размечтался. Лучше давай остановимся на моих экспериментах. Можешь рассказать о них подробней?

– С удовольствием. С кого начнем?

– Видимо, с самого начала.

– А кто у нас в самом начале?

– Петькин папаша, конечно. Или ты разузнал обо мне не известные мне подробности?

– Ладно, нехай будет Петькин папаша.

– Нехай. Так в чем же я перед ним провинилась?

– Возможно, я смогу выудить на свет божий печальную истину, если ты честно ответишь на все мои вопросы.

– Я тебе врала когда-нибудь?

– Мы с тобой до сих пор никогда не рядились по гамбургскому счету.

– В каком смысле?

– В смысле – не разговаривали о сокровенном.

– Я же поведала тебе всю свою жизнь!

– Да, твою собственную версию.

– А чью версию хочешь узнать ты?

– Я хочу составить объективное представление.

– Вот здесь, ночью, посреди улицы?

– Нет, в апогее наших с тобой взаимных отношений.

– В каком еще апогее? Где ты его узрел?

– Мы раньше гуляли вместе хоть раз?

– Мы и сейчас не гуляем вместе. Ты за мной силой увязался, я тебя не звала.

– Еще бы ты позвала. Так не бывает!

– Постой, ты увидел свое достижение и новую ступень в том, что я от тебя не отвязалась?

– А не надо отвязываться. Хватило бы простого и категорического «нет».

– Хорошо: нет.

– Что «нет»?

– Иди домой, погуляю без тебя.

– Я не могу бросить тебя здесь одну.

– По-моему, мое «нет» прозвучало достаточно категорично и совсем просто. Мне для выразительности добавить какой-нибудь жест?

– Ничего не выйдет.

– То есть, ты одержал надо мной новую победу? Я не хочу от тебя избавиться, только делаю вид для проформы?

– Именно.

– Значит, чем мужик тупоумней, нахальней и грубей, тем больше побед он одерживает над женщинами?

– Примерно так. Разумеется, перечисленных тобой качеств недостаточно, но они необходимы.

– Кажется, я понимаю причину твоего холостого состояния.

– Ничего ты не поняла.

– Ты ведь не знаешь моих мыслей, но уверен в моей непонятливости. Почему так?

– Жизненный опыт. Пусть скромный, но крайне интенсивный.

– И дающий тебе возможность увильнуть от представления доказательств моих экспериментов над своими мужчинами?

– Какие еще нужны доказательства? Три мужика вокруг тебя вьются, а ты от них носик воротишь. Небось, еще и при случае натравливаешь друг на друга.

– Кого я натравливаю? – вполне искренне вскинулась Вера, и в темноте, сквозь туман, ее бледное лицо показалось Воронцову чужим, медленно утопающим во мгле. – Кого на кого я натравливаю? Нет, ты не отмалчивайся!

– Я и не отмалчиваюсь. Муж о твоем местонахождении давно осведомлен, поделился информацией с квартирным хозяином, оба тебя домогаются в меру способностей. Вот только пока не знаю, как поживает Петькин папа.

– И какие же претензии ко мне?

– Если ты хотела всех их бросить, почему они так много о тебе знают? Не удивлюсь, если они даже соединят усилия.

– Соединят? Думаешь, я планирую себе мужской гарем? По-моему, после какой-нибудь Клеопатры и Екатерины Второй еще ни одну женщину не обвиняли в подобном.

– Хочешь сказать, тех двух обвиняли без причин?

– Понятия не имею, я историей их правления никогда не занималась. Ты историю не приплетай, ты расскажи о моей виновности. Я не должна была сообщить мужу, куда он может привезти мои вещи, если у него проснется совесть?

– Не должна.

– Почему же?

– Ты ведь живешь здесь со мной.