Поцелуй негодяя

– Я многого хочу, – скупо обронила в ответ Лена. – Жизнь такая большая и светлая, зачем прятаться от нее по темным углам?

– Большая и светлая? – иронично переспросил Воронцов.

– Конечно. Тебе и твоим собратьям-бабникам никогда ее не увидеть. Для вас огромный мир ограничен размерами женских гениталий, и вы еще удивляетесь желанию других выйти на простор.

– На простор чего? – упорствовал в проявлениях цинизма надрывный холостяк.

– Пространства и времени, дорогой мой, пространства и времени, – снисходительно похлопала его по плечу будущая жена прыщавого мужа.

– Думаешь, твой курьер тебя туда выведет?

– Нет, конечно. Достаточно просто не жмуриться и не отворачиваться от света.

Воронцов неприлично долго молчал, глядя собеседнице прямо в широко распахнувшиеся черные зрачки, потом медленно и тихо произнес:

– Лена, ты хорошо себя чувствуешь?

– Даже отлично, – бодро воскликнула та.

– Отстань от нее, – устало бросила Вера. – Ты, как и всякий самец, не можешь вынести зрелища твоей самки, уходящей к другому самцу.

– Да был бы самец, я бы слова не сказал.

– Не тебе судить, не тебе решать, и не стоит беспокоиться.

Но Воронцов все равно не мог молча вынести зрелища торжественной гибели империи чувств и продолжал выдавать нудным голосом одну банальность за другой, словно человечество до него не существовало и не узнало много интересного в деле сближения разболтанных душ.

– О чем ты сейчас думаешь? – перебила вдруг его поток сознания Лена, существовавшая рядом, но отдельно.

– Я? Причем здесь я? Речь о тебе.

– Да нет, вовсе даже о тебе. Всю жизнь доказываешь неизвестно кому аксиомы, но воображаешь себя носителем высшей истины. Прекрати болтать и соверши какой-нибудь поступок. О тебе ведь в конце концов все забудут.

– Обо мне уже сейчас почти никто не помнит, но меня это не бередит.

– Хорохоришься.

– Нет, опять объясняю прописные истины.

– Твоя дремучесть вовсе не является общечеловеческим достоянием, не следует думать о себе так хорошо.

Воронцов окончательно потерял тонкую и запутанную нить своей мысли, которую так и не успел размотать до конца перед бывшей партнершей по сексу и соседкой. Он просто замолчал, с растерянным лицом стоял на одном месте и время от времени неуверенно моргал, словно боялся именно в момент мигания навсегда потерять из поля зрения женщину, ставшую привычной. Он ни на минуту и в мыслях не держал планов женитьбы на ней, не искал и иных путей сближения. Одной страстной ночи ему вполне хватило. Могло бы получиться по-другому, но только в том случае, если бы Лена не поселилась у него в квартире. Женское белье в ванной его не раздражало, только делало жизнь более скучной и предсказуемой. Он не знал, кто из его женщин носит тот или иной сушащийся после стирки предмет, и не пытался выяснить. Воронцов привык довольствоваться топографической близостью одновременно двух женщин, не доводящихся ему родственницами, как данным свыше образцом как бы семейной жизни, со всеми ее мало возбуждающими бытовыми подробностями.

Женщины Воронцова в квартире никогда не задерживались долее одной или двух ночей. Последнее случалось всего пару раз и кончилось плохо, поскольку он с перепугу буквально силой выпроводил на улицу несчастных, решивших было исподволь перевоспитать завзятого холостяка в семьянина. Теперь из дома уходила женщина, прожившая в нем несколько недель, и хозяин утратил дар речи.

За Леной зашел использованный ей избранник, и обитатели квартиры всех возрастов и полов смотрели на него во все глаза, как на невиданное чудо. Курьер немного смущался и неловко пытался оглянуться, чтобы встретить лицом к лицу чужие взгляды, но пугался собственной решимости и вновь опускал глазки долу.

– Вам помочь, молодой человек? – спросила Вера с участием, выглядевшим иронией, и немного улыбнулась. Хотела ободрить, но на деле совершенно смешала бедолагу, волочившего по полу полосатую мешочническую сумку, битком набитую вещами когда-то совсем голой Лены.

– Нет, спасибо, – торопливо и слишком высоким голоском отозвался тот, стараясь как можно скорее покинуть насмешливую квартиру.

Воронцов молча провожал взглядом уходящих и не ответил на прощальное махание ручкой, изящно и непринужденно, с некоторым вызовом исполненное Леной. Он молчал еще несколько часов после ее ухода, потом сказал «ладно» и занялся своими будничными делами.

26