Поцелуй негодяя

Мишка ушел из коммуны на следующий день, ничего не объяснив компаньонам. Пока он собирал свои немногочисленные вещи, Воронцов бубнил вопросы, остававшиеся без ответа. Уже у дверей, с рюкзаком на плече, Мишка повернулся к приятелю:

– Я к родителям перееду. Помнишь, где они живут?

– Помню. А зачем ты переезжаешь?

– Так получилось. Может, не все еще потеряно.

– А если останешься здесь, все потеряется окончательно?

– Похоже на то. Ты не хочешь, чтобы я уезжал?

– Не хочу.

– Почему? И вообще, зачем мне жить именно у тебя? Сколько можно спать на полу?

– Почему на полу? Лена ушла, раскладушка снова твоя.

– Раскладушка меня тоже не устраивает. Постоянства в ней нет.

– Ищешь в мебели постоянства?

– В том-то и дело, раскладушка – не мебель. Пока, Воронцов. Увидимся еще.

Мишка окинул свое временное жилище прощальным взором и вышел в дверь, словно исчез навсегда из жизни приятеля, хоть и пообещал обратное. Воронцов долго ходил по комнатам в разные стороны без всякой видимой цели, погружая себя в новую реальность, пока не остановился перед Верой посреди прихожей.

– Как странно все получается, – сказала она, не глядя ему в глаза.

– Что странно?

– Как будто все для нас кем-то подстроено. Тебе так не кажется?

– Не знаю, – раздраженно буркнул Воронцов, которому нравилось уходящее теперь многолюдье. – Мне кажется, на кухне что-то горит.

– Котлеты, – равнодушно констатировала домохозяйка, и поспешила к месту зреющей катастрофы.

Воронцов осмысливал случившееся едва ли не целую неделю. Почти не садился за компьютер, только почту изредка проверял. В основном сидел в своем универсальном кресле с закинутой назад головой, смотрел в потолок и думал. В остальное время читал все, что попадалось под руку и слушал музыку. В основном – Шопена.

В его голове сами собой сооружались некие логические конструкции, о которых он никому не рассказывал, поскольку боялся испортить свой образ. Почему именно этим летом в его полупустой квартире собрались отовсюду изгнанные люди, и почему они не задержались здесь надолго? Почему Вера с Петькой пришли первыми, но до сих пор не ушли? Зависит в этой истории хоть что-нибудь от него, или события текут по заранее условленному руслу, повинуясь чьей-то незримой и неосязаемой воле? Почему он встретил Веру на улице и почему не прошел мимо, хотя до сих пор не мог объяснить сам себе причину внезапно сделанного им предложения? Мысли толкались в голове, мешали друг другу и лишали Воронцова покоя, заставляя не спать порой ночи напролет. Иногда на него словно обрушивалась холодная волна, он трясся от мерзкого озноба и объяснял случившееся злым роком. Простых совпадений не могло случиться так много, в одном месте, с одним человеком. В конце концов, к нему в кабинет тихо вошла Вера и встала в смиренной позе прямо перед его креслом.

– Не работаешь? – просто спросила она.

– Нет, думаю, – буркнул Воронцов.

– О чем?

– О всяком.

– Надеюсь, не о нас с тобой?

– Почему надеешься?

– Потому что невооруженным взглядом видно: мысли тебя угнетают.

– Почему угнетают? – встревоженно шевельнулся Воронцов и впервые перевел взгляд с потолка на собеседницу. – Так… Серьезные просто мысли, взрослые.

– Даже так? Поди ж ты! Взрослые… Поздравляю тебя.

– С чем поздравляешь?

– Ну как же! Взрослые мысли в голову пришли и никак уходить не ходят.

– Ты надо мной смеешься?

– Почему? Подшучиваю просто. Нельзя иметь настолько болезненное самолюбие.

– Обыкновенное у меня самолюбие, вовсе не болезненное. Все не любят становиться объектом насмешек.

– Хорошо, хорошо, обыкновенное. У меня к тебе есть вопрос, взрослый человек. Ответишь?

– Конечно, отвечу.

– Точно?

– Точно. Насколько смогу. Я ведь не знаю, о чем ты хочешь спросишь. Может, я не смогу ответить точно.

– Может, и не сможешь. А может, ты об этом и думаешь все последние дни. Глядишь, что-нибудь и надумал .

– Ладно, спрашивай уже.

– Спрашиваю: почему ты тогда остановился, на улице? Почему мимо не прошел? Почему впустил к себе незнакомых людей?

– По-моему, твои вопросы припоздали.

– А по-моему, в самый раз. Ты не увиливай, обещал ответить.

– Обещал, но сам не знаю ответов.

– Как это – не знаешь?

– Вот так, не знаю, и все тут. Ткнуло что-то под ложечку, и остановился. На улице ведь никого больше не было. Если бы кругом стояла толпа, я бы на вас и не посмотрел – чего только не случается на улице. На все оглядываться – голова отвинтится.

– Значит, во всем утро виновато?

– Почему виновато? Я – не пострадавший, ты – не преступница. Утро можно только поблагодарить.

– Ты хочешь остаться с нами? – быстро спросила Вера, и в конце фразы ее голос чуть дрогнул.

– Хочу, – выдавил Воронцов после коротенькой, но многозначительной паузы.

– Чтобы все осталось так же, как сейчас, только мы с тобой переедем в спальню, а Петьку выселим в гостиную?

– Нет, зачем, – протянул Воронцов после гораздо более длинной и значительной паузы. – Лучше по-взрослому.

Вера уселась на подлокотник кресла и низко склонилась над его обитателем, заглянув в растерянные глаза:

– Хочешь лишить невинности свой паспорт?

– Д-да, – неубедительно мотнул головой Воронцов.