Поцелуй перед смертью

"Она много смеялась и всё время улыбалась, пока была у меня в комнате. И ещё, она не переставая ходила взад-вперёд. Тогда я решила, что она чем-то очень сильно обрадована, но теперь я понимаю, что всё это были симптомы сильнейшего нервного напряжения. Смех её был напряженным, вовсе не весёлым. Я должна была сразу же это распознать, поскольку специализируюсь в психологии". Так Аннабелл Кох, второкурсница Стоддарда, описывает поведение Дороти Кингшип за два часа до её самоубийства.

Мисс Кох, уроженка Бостона, изящная, очаровательная юная леди. Вчера из-за сильнейшего насморка она провела целый день в своей комнате в общежитии. "Дороти постучала в дверь примерно в пятнадцать минут двенадцатого, — рассказывает мисс Кох. — Я была в постели. Она вошла, и я была немного удивлена, потому что мы почти совсем друг друга не знали. Как я уже говорила, она очень много улыбалась и ходила туда и сюда по комнате. На ней был купальный халат. Она спросила, не могу ли я одолжить ей пояс от моего зелёного костюма. Надо сказать, что у нас обеих были одинаковые зелёные костюмы. Я свой купила в Бостоне, а она свой — в Нью-Йорке, но только они были абсолютно одинаковые. Мы обе надели их на ужин в прошлую субботу, и мне было ужасно неловко. Ну, как бы там ни было, она спросила меня, не одолжу ли я пояс, потому что на её собственном сломалась пряжка. Я на какую-то секунду замешкалась, потому что это был совершенно новый весенний костюм, но она почти меня умоляла, так мне показалось, и, в общем, я сказала, в каком ящичке он лежит, и она взяла его. Сказала "большое спасибо" и ушла".

Здесь мисс Кох сделала паузу и сняла свои очки. "А теперь то, что оказалось странным. Потом, когда пришла полиция и начала искать в её комнате записку, они обнаружили мой пояс у неё на столе! Я его узнала по тому, как стерлась позолота на зубце пряжки. Я была очень расстроена, потому что это дорогой костюм. А полиция забрала пояс.

Я была просто озадачена действиями Дороти. Она притворялась, что ей нужен мой пояс, но она им совершенно не воспользовалась. На ней был зелёный костюм, когда… когда это случилось. Полиция проверила, и оказалось, что её пряжка ничуточку не была сломана. Всё это было совершенно непонятно.

А потом я поняла, что пояс был только предлогом для того, чтобы поговорить со мной. Костюм, наверно, напомнил ей обо мне, а все знали, что меня свалила простуда, вот она и пришла ко мне и притворилась, что ей нужен пояс. Должно быть, она отчаянно нуждалась в собеседнике. Если бы я распознала признаки в тот момент. Ничего не могу с собой поделать, но если бы мне удалось тогда разговорить её, и она выложила бы мне то, что угнетало её, что бы это ни было, может быть, ничего бы и не случилось…"

…И когда мы уже покидали её комнату, вот как Аннабелл Кох подытожила свой рассказ: "Даже когда полиция вернула мне пояс, я поняла, что никогда больше не смогу носить этот зелёный костюм".

15

Последние шесть недель учебного года показались ему обескураживающе скучными. Он ожидал, что волнения, вызванные гибелью Дороти, будут тянуться и дальше — как светящийся след пролетевшей ракеты — а всё тут же практически и утихло. Всё-таки он предвкушал более активный обмен мнениями в кампусе, больше статей в газетах, которые потешили бы в нём сладкое ощущение всезнайки, вознёсшегося над толпой. На самом же деле — почти что ничего. Уже через три дня после того, как разбилась Дороти, внимание сплетников кампуса перескочило на другую тему — в одном из небольших общежитий обнаружена была дюжина сигарет марихуаны. Что же до газет, коротенькая заметочка, сообщившая о прибытии в Блю-Ривер Лео Кингшипа, стала последним упоминанием этой фамилии в «Горнисте». Ни слова о вскрытии или беременности погибшей, хотя именно такую подоплёку самоубийства в первую очередь можно предположить, когда его совершает молодая незамужняя женщина. Кингшип, должно быть, выложил немало, чтобы соответствующая информация не попала в газеты.