Пол дико нырнул у него под ногами. Сейф! О, Иисусе! Проспекты, а что ещё? Вырезки? Слава Богу, он выбросил их! Проспекты и — список предпочтений Мэрион! О, Господи!
— Кто ты такой? — взорвался он. — С какого хрена ты взялся, чтобы вламываться в чужие…
— Стой где стоишь! — прикрикнул Деттвайлер.
Сделав единственный шажок вперёд, Бад отступил назад, снова ухватился за стойку.
— Кто ты? — прокричал он.
— Гордон Гант, — ответил тот.
Гант! Типчик с радио, подзуживавший полицию! Да как, на хрен, он…
— Я знал Эллен, — сказал Гант. — Я познакомился с ней за несколько дней до того, как ты убил её.
— Я… — Он понял, что обливается потом. — С ума сошёл! — закричал он. — Да ты с ума сошёл! Кого ещё я убил? — Обращаясь к Лео: — Ты его слушаешь? Тогда ты тоже сумасшедший! Я никогда никого не убивал!
— Ты убил Дороти, Эллен и Дуайта Пауэла, — перечислил Гант.
— И почти что убил Мэрион, — добавил Лео. — Когда она увидела этот листок…
Она видела список! О, Боже Всемогущий!
— Я никогда никого не убивал! Дорри покончила с собой, а Эллен и Пауэлла убил квартирный взломщик!
— Дорри? — уцепился Гант.
— Я — все звали её Дорри! Я… я никого никогда не убивал! Только япошку, и то это было на войне!
— Тогда почему у тебя ноги трясутся? — спросил Гант. — Почему с тебя пот течёт?
Он вытер лицо. Не терять контроль! Держать себя в руках! Он глубоко втянул в себя воздух… Спокойнее, спокойнее… Им ничего не доказать, ни хрена не доказать! Им известно про список, про Мэрион, о проспектах — о'кей — но у них нет доказательств о… Он сделал ещё один вдох.
— Вам ничего не доказать, — сказал он. — Потому что здесь нечего доказывать. Вы сумасшедшие, оба. — Он вытер ладони о свои брюки. — О'кей, я знал Дороти. Её знали ещё дюжина ребят. И я всё время имел в виду только деньги. А что, это запрещено законом? Что ж, свадьбы в субботу не будет. О'кей. — Он расправил пиджак непослушными руками. — Уж лучше я останусь бедным, чем стану зятем у такого козла, как ты. А теперь с дороги и дайте мне пройти. Я не намерен торчать здесь и базарить с какими-то спятившими лунатиками.
Они не пошевелились. Они стояли плечом к плечу в шести футах от него.
— Прочь, — сказал он.
— Потрогай цепь позади себя, — предложил Лео.
— С дороги и дайте пройти!
— Потрогай цепь позади себя!
Какую-то секунду он смотрел на застывшее, как камень, лицо Лео, затем медленно повернулся назад.
Ему не нужно было трогать цепь, достаточно было взглянуть на неё: металлическое ушко стойки разомкнулось, стало похожим на сильно разогнутую букву С, и едва цепляло крайнее из тяжёлых звеньев цепи.
— Мы уже побывали здесь, пока Отто водил тебя по цеху, — объяснил Лео. — Потрогай.
Он потянулся к цепи, провёл по ней рукой. Звено вышло из зацепления. Свободный конец цепи брякнулся на пол, с лязгом соскользнул с него и, описав в воздухе дугу, гулко ударился о колонну.
Пятьюдесятью футами ниже был цементный пол, ему показалось, что он качнулся…
— Дороти досталось больше, — протянул Гант, — но и этого хватит.
Он повернулся к ним, вцепившись в стойку и край стенки колонны, стараясь не думать о пустоте, разверзшейся за спиной.
— Вы не… посмеете… — услышал он собственное бормотанье.
— Ты думаешь? — отозвался Лео. — Ты убийца моих дочерей!
— Я не убивал, Лео! Богом клянусь, нет!
— И поэтому ты весь вспотел и затрясся, как только я сказал про Дороти? Поэтому ты не принял всё за дурацкую шутку, не отреагировал так, как положено невиновному?
— Лео, клянусь душою моего покойного отца…
Лео холодно прищурил глаза.
Он передвинул руку на стойке. Металл был скользким от пота.
— Вы этого не сделаете, — сказал он. — Вам не сойдёт это с рук.
— Я, не сделаю? — удивился Лео. — Думаешь, тебе одному под силу такое замыслить? — Он указал на стойку. — Зев ключа был обернут материей; на кольце не осталось следов. Несчастный случай, трагический несчастный случай; кусок железа, старого, непрерывно подвергающегося интенсивному нагреву, из-за возникшей усталости разогнулся под тяжестью мужчины, шести футов ростом, навалившегося на крепившуюся сюда цепь. Трагическая случайность. И как ты собираешься её предотвратить? Завопишь? В таком шуме никто тебя не услышит. Замашешь руками? Рабочие внизу заняты своей работой, и даже если они посмотрят наверх, то ничего не увидят на таком расстоянии и сквозь весь этот дым. Бросишься на нас? Один толчок, и тебе конец. — Он помедлил. — Так что объясни мне, почему мне не сойдёт это с рук? Почему?
— Конечно, — продолжил он немного погодя, — я бы предпочёл этого не делать. Я бы предпочёл передать тебя полиции. — Он глянул на свои часы. — Итак, я даю тебе три минуты. Теперь-то мне нужно такое признание, которое убедит присяжных, присяжных, которым не придётся брать тебя на испуг, которые не видели, как всем своим видом ты себя выдал.
— Скажи нам, где револьвер, — сказал Гант.
Они стояли перед ним, как стена; Лео поднял левую руку, а правой оттянул манжету, чтобы видны были часы; у Ганта руки были опущены вниз.
— Как ты заставил Дороти написать записку? — спросил Гант.