Поцелуй сатаны

— A-а, знаю я этих алкашей! — махнул, как сосна веткой, загребистой рукой Митрофанов, — Суетятся, чего-то робят, землю топчут, а придет час — намертво вцепятся в бутылку и с ей и в гроб лягут.

— А вы не пьете?

— Я свое отпил, — ухмыльнулся Иван Лукич. — И сейчас могу, мне ампула не надоть! Меру знаю свою и никогда в алкашах не числился. А вот сынки мои жрут проклятую. Глаза бы мои их не видели!

— Дедушка, а зачем вы научили Костю Боброва, чтобы он кроликов на волю выпустил? — спросила Алиса, снизу вверх глядя на него большими глазами, — Гена влез в долги, чтобы их приобрести, а вы…

— Не твово ума дела, девка, — оборвал Митрофанов, — Я коня пас на лугу, а твой Генка луг-то под огород распахал!

— Разве мало тут лугов?

— Коня-то и корову я из окошка видел, а теперя отвожу пастись к самому озеру.

— И шины Геннадию прокололи…

— У Кости-то своя башка на плечах, — сказал старик, — Как я его могу научить? Видно, твои хахали намозолили тут всем глаза…

— Хахали… Слово-то какое противное!

— Жадность у них, у городских, — продолжал Митрофанов, — Дорвутся до земли, воды — давай все обеими руками хапать! Сколько Генка судаков сетью выловил? А зачем ему столько?

— Он ведь и вам давал и председателю…

— Жили мы тут, девушка, без них спокойно, никто нам не мешал.

— Не мешают они вам, Иван Лукич! — горячо возразила Алиса. — Просто вы — завистливые. Не нравится вам, что другие работают на земле, которую вы запустили.

— Гляди какая грамотная? — покачал головой Иван Лукич и, больше не обращая на нее внимания, достал из кармана темную бутылку из-под пива и сбоку сунул горлышком в муравейник. Потревоженные насекомые забегали, стали ощупывать усиками бутылку.

— И этим… — кивнула на муравейник Алиса, — вы мешаете жить.

— Не вздумай вытащить! — сердито глянул на нее сосед, — У моей старухи ногу свело, муравьиная кислота надоть.

— Дедушка, вы в бога верите? — спросила Аписа.

Митрофанов уставился на нее маленькими кабаньими глазками, поскреб корявыми пальцами с черными угольными крапинками рыжеватую бороду.

— Вона-а, о боге вспомнила, — протянул он, — Я-то, может, верю, а вот вы, пустые души, и не знаете, что такое бог!

— Где здесь церковь? Я бы с удовольствием сходила.

— Это ты обращайся к моей старухе, — ответил Иван Лукич, — Она там в часовенке прибирается. Церкви-то у нас поблизости нету, а часовенку старушки блюдут. Там иконы на стенах развешаны, свечи горят… На отшибе часовенка-то, у Черного ручья, а никто не балует — все там в сохранности.

— Где этот Черный ручей?

— Озеро обогнешь, тропинка по самому берегу, выйдешь к молочной ферме, а там через лесок, и в аккурат тропка к часовне и выведет.

— Спасибо, дедушка, — поблагодарила Алиса.

— Помолись спасителю за своих… — он запнулся. — Неча в чужой монастырь лезть со своим уставом.

— Вы тоже, дедушка, о боге помните, — скрывая улыбку, произнесла девушка. — Бог учит любить своего ближнего.

— Пусть и бог о нас, грешных, подумает, — пробурчал старик.

Тяжело ступая своими огромными сапогами по хрустящему мху, он ушел. Муравьи скоро успокоились, Алиса видела, как они вскарабкиваются на гладкий бок бутылки. Вынырнул сбоку солнечный луч и осветил сосуд, в нем уже ползали десятки набравшихся туда муравьев. «Неужели они такие глупые, что назад не смогут выбраться?» — подумала девушка, поднимаясь со своего пня. Луч погас, ветер раскачивал вершины берез, до ее слуха снова донеслись шаги. На этот раз быстрые, легкие, так мог ходить лишь Уланов. Прислонившись к белому, в черных веснушках стволу, Алиса ждала, когда в просвете появится высокая фигура Николая.

4

Послушайте, что говорят… — Сергей Иванович Строков подошел к старому приемнику «Сони», увеличил громкость. Диктор рассказывал, что в Москве состоялась демонстрация евреев, которые требовали открытия в стране синагог, еврейских школ, театров и в довершение всего призывали привлечь к ответственности антисемитов. И незамедлительно принять жесткий закон против них, — где же они их отыщут, антисемитов-то? А вот сионистов развелось у нас уйма. Открыто проповедуют свою расовую исключительность, а кто возражает — тот антисемит, шовинист и даже — фашист! Это русские-то, кто уберег мир от фашизма!