Повелитель книг

Он как раз собирался все это объяснить, когда в «Сломанный румпель» вбежал Херби с блохастой мартышкой за плечами. На лице мальчика читалась тревога, и Джагу оставалось только надеяться, что за этой парочкой не спешит торговец, матрос или докер, у которого только что срезали кошелек.

2. РАССКАЗ ВОРИШКИ

Херби было всего одиннадцать — совсем ребенок по человеческим меркам. Нестриженые темные волосы мальчишки торчали во все стороны, а карие глаза были слишком близко посажены по обе стороны острого носа. Несмотря на то, что он столько времени провел в море, кожа у него была светлая и всегда выглядела так, будто обгорела на солнце.

Большинство зажиточных прохожих на улицах любого городка сочли бы его оборванцем, который пытается подзаработать пару монет, чтобы его не поколотили в приюте, где он живет. Босые ноги и грязная потрепанная одежда только поддерживали это впечатление. Босиком мальчишка ходил не от отсутствия обуви — Джаг знал, что башмаки у него имелись, — а потому, что так было легче лазать. На подошвах Херби были такие толстые мозоли, что ему были нипочем обломки ракушек, которыми посыпали пол в тавернах. Все ноги и штаны мальчика были забрызганы грязью, а на ступнях она и вовсе засохла грубой коркой.

Тощая с тонкими, как у паука, лапами мартышка у него на плечах была размером с кошку вроде тех, что не давали плодиться мышам в трюмах «Ветрогона». Мех у нее был темно-серый, и только вокруг плоской розоватой мордочки шла белая полоса. Одна задняя лапа тоже была белая, но остальные три покрывал темный мех. Хвост ее мотался туда-сюда по плечам Херби.

Мальчишка звал свою спутницу Map; это прозвище как-то само собой образовалось из вечных жалоб матросов капитану на «эту кош-мар-рную обезьяну». Вообще-то матросы еще и не так называли шкодливое животное, но те клички капитан не позволял ввести в употребление, сколько Херби ни пытался. Иногда тот все-таки окликал мартышку каким-нибудь хлестким матросским словечком, но не при капитане Аттикусе.

— Парень, — пробурчал Рейшо хмуро, — что ты еще натворил?

Джаг знал, что лысый бармен за исцарапанной стойкой исподтишка на них поглядывает.

— Ничего, — немедленно отозвался Херби оскорбленным тоном. — Ничего я такого не делал! — Он шмыгнул носом и утерся грязной рукой. Мартышка шмыгнула еще громче мальчишки.

— Может, капитана Аттикуса ты и можешь заморочить, — заявил матрос, — но только не меня. Да тебе все равно хоть кол на голове теши. В этом городе ты хоть кусок пирога украдешь, так тебя непременно вздернут на первом попавшемся дереве, ну а я им мешать не стану.

— Ничего я не делал, — повторил Херби в ответ на суровый взгляд Рейшо.

Мартышка у него на плече встала и затрясла на Рейшо крошечным кулачком, громко и яростно вереща. Вид у Map был такой, будто она собиралась спрыгнуть с плеча Херби и напасть на матроса. Кое-кто из подвыпивших посетителей таверны захохотал при виде штучек мартышки и принялся подбадривать ее криками.

Джаг попятился обратно в тень, к стене таверны. Если просто сидеть и есть, так даже двеллер не так уж бросался в глаза, привлекать к себе внимание было ему совершенно непривычно.

— Не верю! — заявил Рейшо.

Херби обиженно надул губы.

— Ну и подумаешь, я все равно и не к тебе вовсе пришел, Рейшо, а к малышу двеллеру. — Он кивнул в сторону Джага.

К малышу? Джаг знал, что если он выпрямится, то сравняется ростом с мальчиком. Его охватило любопытство. Согласно учению Ирнста Воггала, одного из крупнейших экспертов по языку тела, который специализировался на торговле и чьему перу принадлежал труд «Дрожь и жесты: тайный язык успешной торговли и обмена» — двеллер изучал его в Хранилище Всех Известных Знаний как раз перед отъездом из Рассветных Пустошей, — расширенные и устремленные в одну точку глаза Херби означали, что он готов был заключить сделку.

— Лучше последи за тем, как себя ведешь и что говоришь, — предупредил мальчишку Рейшо.

— Джаг, — сказал Херби, понизив голос, — мне бы надо кое-чего тебе сказать, но таверна для этого не годится, а то нам несдобровать.

Колебался Джаг недолго. У него хватало природного двеллерского любопытства, но вот осторожности, которую обычно тоже приписывают его сородичам, было маловато. В рабстве у гоблинов он подрастерял свои страхи; ежедневно ожидая смерти от кнута или в шахтах, разучился бояться смерти и научился в то же время понимать, что она может прийти в любой момент. Впоследствии поездки с Великим магистром Фонарщиком на континент стерли в нем и многие другие страхи.

Молодой матрос посмотрел на Джага.

Тот, подстегиваемый любопытством и немало заинтригованный таинственным видом мальчишки, кивнул.

— Давайте выйдем наружу. — Двеллер достал из кармана какую-то тряпицу и завернул в нее остатки еды со своей тарелки. Как типичный представитель своей расы, он не любил оставлять недоеденного, особенно здесь, на материке.