Повелитель разбитых сердец

– Надень рубашку. В погребе холодно, – лепечу я вслед, словно заботливая супруга.

– Ничего, начнем бутылки перекладывать – живо согреемся, – буркает насупленный Максвелл. – Где ключ?

Снимаю с крючка ключик с надписью «Cave» и подаю ему. Максвелл не смотрит на меня – все еще обижен! – и не замечает, что я украдкой прихватываю со стула его джинсовую рубашку. В точности как заботливая супруга!

Мы проходим через кухню на задний двор. Максвелл отпирает дверь этого пресловутого «cave», щелкает выключателем и начинает спускаться так быстро, что я даже не успеваю поцеловать его на прощание, как собиралась.

– Ну, вижу три ниши, – недовольно сообщает он. – Которую я должен осмотреть?

– Вон ту, дальнюю! – кричу я. – Только вытаскивай бутылки осторожней, хорошо? А то Николь будет на меня сердиться, если они разобьются.

Дожидаюсь, пока раздастся перезвон – Максвелл приступил к выгрузке бутылок, потом кладу на ступеньку его джинсовую рубашку и выскальзываю за дверь. Осторожно, почти беззвучно закрываю ее и так же осторожно поворачиваю ключ.

Хочу вытащить его, но не делаю этого. Вчера Жани оставила мне шанс. Оставлю и я шанс Максвеллу. Рубашка, которая его согреет, ключ, который наведет Жильбера на его след, – это на одной чаше весов. На другой – мое предательство.

Смягчает ли мою вину то, что я спасаю свою жизнь? Не знаю. И не узнаю. Ведь больше мы никогда не увидимся с Лотером-Филиппом-Максвеллом Ле-Труа, потомком адвоката Ле-Труа, дамским угодником, «Королем старьевщиков» и искателем кладов.

Тенью пролетаю через комнаты первого этажа брюновского дома и осторожно вглядываюсь сквозь запертые стеклянные двери, ведущие на террасу.

«Форд» Клоди стоит на своем обычном месте, на обочине, но самой хозяйки не видно. Она, конечно, дома и уж наверняка наговорилась с Жильбером. Видимо, наше с Максвеллом поведение было подвергнуто суровой критике.

Да и ладно, какое мне дело до правил хорошего тона этой бургундской деревушки. Меня гораздо больше волнует, удастся ли выбраться отсюда незамеченной. Я уже немного знаю окрестности и понимаю, что мне нужно добраться до Нуаера. Оттуда регулярно ходит автобус до станции, в крайнем случае можно взять такси, а на станции я сяду на скоростной поезд, идущий в Париж. Час езды – и я на месте. Может быть, повезет, и мне удастся сегодня же улететь в Москву. Почти все мои вещи так и остались на улице Друо, у Николь, но документы здесь, как бы не забыть их.

Взлетаю на второй этаж, беру документы и собираю рюкзачок, с которым приехала в Мулен. Оглядываюсь прощально. Прости меня, дом, простите, привидения, так и не удалось с вами познакомиться. А впрочем, мне и без привидений мороки хватает, с живыми людьми хлопот не оберешься!

Надо бы закрыть ставни, но я боюсь, что это привлечет внимание какого-нибудь случайного наблюдателя. Пусть приятели Максвелла пребывают в уверенности, что я по-прежнему в доме. Теперь главное – незаметно выскользнуть вон. Самое милое дело, конечно, пробраться через задний двор, потом – через запущенный, похожий на джунгли сад, перелезть через ограду к церкви, а оттуда – огородами, огородами и на дорогу в Аржен… то есть в Нуаер. Но загвоздка в том, что окна дома Жильбера выходят прямиком на этот самый задний двор и на сад Брюнов. Неровен час…

Придется рисковать и уходить с парадного хода. Ничего, мне бы только спрыгнуть с крыльца, а там поверну за угол – и бегом через пустырь, на котором пасутся соседские овцы…

Молюсь, чтобы Клоди не вышла из дому. Молюсь, чтобы милашка Тедди спал, разморенный каникюль, и не бросился ко мне лизаться.

Зашнуровываю кроссовки, сую в рюкзак бутылку минералки, три яблока и половинку багета, который мне привез вчера обаятельный артизан-буланжье. Так, не забыть деньги… Натягиваю поглубже каскетку с большим козырьком, выхожу вон. У меня нет времени даже дверь запереть! Здесь ключи такие громоздкие, ворочаются в замках медленно, со скрежетом… Ладно, может быть, Николь меня простит. Речь ведь идет о спасении моей жизни!

Сажусь на край каменной ограды террасы, перекидываю ноги и прыгаю на тротуар. Теперь – вперед. Только бы Тедди не бросился к забору! Его не видно – может, спит где-нибудь в теньке?

…Если бы я шла со стороны улицы, я бы его не заметила. От калитки его прикрывал куст азалий. И увидеть его можно было только со стороны того проулка, в который я метнулась – и тут же словно приросла к земле.

Тедди лежит недалеко от ограды – лежит неподвижно…

6 сентября 1921 года, Константинополь. Из дневника Татьяны Мансуровой