Повелитель разбитых сердец

Я все же попытаюсь воскресить события того дня в своем дневнике. Может быть, когда-нибудь мои дети прочтут эти строки. Ну что же, пусть они узнают, как встретились их родители.

…Помню, я стояла в том незнакомом парадном, снова и снова поднося к глазам руку с зажатым в ней судьбоносным письмом и вглядываясь в мутноватые химические строки, снова и снова перечитывая подпись.

Борисоглебский! Алексей Борисоглебский! Неужели передо мной письмо того самого полковника, который сидел в одной камере с моим братом и был убит незадолго до него? Он называет свою жену Асей, но ведь так домашние звали Анастасию Николаевну Борисоглебскую, я сама слышала от ее тетушки. Вряд ли это совпадение. Да, истинно: я держу в руках письмо Асиного мужа, полковника Алексея Владимировича.

Но как оно попало ко мне? Непостижимо!

Однако так ли уж непостижимо в самом деле?

Я узнала бумагу: смятую, грязную, но еще сохранившую признаки дорогой, плотной «александрийской». А теперь она еще и влажная. Вспоминаю, как мы с покойной Дуняшей выходили из моей квартиры, когда я отправлялась сопровождать Иринушку в больницу, и она сунула мне листок, на котором стояло только одно слово: «Вода» . Дуняша уверяла, что именно этот пустой листок отдала ей на улице незнакомая испуганная женщина, которую потом арестовали матросы. Но листок не был пустым: письмо было написано симпатическими чернилами. Недаром Борисоглебский упоминает слово «Вода» и уточняет, что пишет любимым способом

отца Аси.

У каждого свои увлечения. Наверное, у этого человека таким увлечением была химия и ее применение в тайнописи. Возможно, он знал много способов расшифровки потайных писем. А на листке, казавшемся белым и нетронутым, сверху писалось только одно слово: «вода», «огонь» и тому подобное, название какого-то реактива, в конце концов. То есть подсказка способа прочтения текста.

С этим все понятно. Странно только, что сама Ася не прочла письмо мужа. Наверное, узнав о его смерти и решив расстаться с жизнью, не нашла в себе сил на это, хотела как можно скорей соединиться с любимым человеком. Помнится, в ту нашу единственную встречу тетушка сказала мне, что Ася оставила письмо для брата. Видимо, это оно и есть! Почему на нем нет адреса? Да потому, что тетушка отлично его знала. В любом случае она не стала бы доверять его почте, которая сейчас совершенно не работает, а отнесла бы сама.

Отнесла бы сама? Я замираю от внезапной догадки. Как описывала Дуняша женщину, которая сунула ей письмо? «Волоса всклокочены, платье спереди все в грязи, словно на брюхе по мостовой елозила. Седая, страшная…»

Мало сходства с той почтенной, седовласой, заплаканной дамой, которая открыла мне в домике на Сергиевской дверь, рассказала о судьбе Анастасии Николаевны и дала слово сообщить, если ей станет известно что-то новое о несчастной вдове Алексея Борисоглебского. Она? Или нет?

Есть только один способ проверить это. Надо немедленно пойти на Сергиевскую и наведаться в тот дом.

А куда мне еще идти? К себе, в разоренную квартиру, возвращаться не хочется – страшно.

И тогда, спрятав драгоценное письмо на груди, я пошла на Сергиевскую. Пошла пешком, потому что побоялась попасть в новую облаву в трамвае. Сейчас и смешно, и грустно вспоминать, как я надеялась избавиться от зрелища своей разоренной квартиры. А что я увидела в домике на Сергиевской? Да ту же самую картину, только еще безотрадней! Выбитые окна, распахнутые настежь двери, жалкий мусор, раскиданный тут и там, – все, что осталось от обстановки и вещей. Видимо, все более или менее ценное уже успели вынести предприимчивые люди. Странно, что в этот уютный дом, хозяева которого безжалостно стерты с лица земли, не вселили семейство какого-нибудь комиссара или гегемона!

Можно считать, что моя догадка верна. Женщиной, отдавшей письмо и шарф Дуняше, была именно Асина тетушка. Шарф тут, вероятней всего, никакой роли не играет, она прихватила его машинально, помня только о письме, которое ей надо непременно передать.

Вот только… Ну да, в письме полковника Борисоглебского упоминается какой-то индийский шарф, улетевший из окошка. Именно шарф, «привезенный из страны Индии», подарила несчастная Дуняше, чтобы та передала письмо… неведомому Максиму Николаевичу. И не сказала Дуняше ни фамилии, ни адреса его! Не успела. Ее схватили.

Не сказала, это верно. Однако фамилия названа в письме!

«Вы, Мансуровы, всегда были для меня самыми дорогими людьми», – пишет полковник Борисоглебский. Видимо, такова девичья фамилия Анастасии Николаевны – Мансурова.

И тут я вспоминаю: имя того человека, в квартире которого я мылась, под кроватью которого пряталась… ну, конечно… его имя – Максим Николаевич Мансуров. Господи, так вот почему его лицо показалось мне таким знакомым. Он очень похож на свою красавицу сестру – эти пепельно-русые волосы, редкостный цвет глаз…