Повелитель теней. Том 1 (СИ)

Вскарабкавшись по лестнице внутрь корабля, я почти сразу столкнулась с Иванкой и второй девушкой-курсантом, которую звали Эрика. Она шла, вытирая полотенцем мокрые волосы.

— Боюсь, что душ пока занят, — улыбнулась она после приветствия. — Там ваш Антон.

Из бокового коридора появился Хэйфэн.

— Салют, — кивнул он. — Я поднимался в верхний ангар, взглянуть на катер инспекторов. Они китайцы?

— Тебе везде китайцы мерещатся? — рассмеялась Эрика, игриво взглянув на него.

— Кто, кроме китайцев, назовёт свой звездолёт, построенный в соответствии с пропорциями фэн-шуй «Чанчжэн» — «великий поход», и оставит сбоку на пульте нефритовые чётки?

— Они действительно китайцы, — кивнула Иванка. — Два красивых парня с густыми длинными волосами, собранными в хвосты на затылке, и девушка с короткой стрижкой.

— Ну да, красивые, только странные, — кивнула Эрика.

— Почему странные? — спросила я.

— Они странно друг друга называли. Старший брат, младший брат, сестра. Двое — младшие инспектора, такие шустрые, самостоятельные, но своего инспектора слушаются безоговорочно. Думаю, скомандуй он: «голос!», они б залаяли. Может, он, и правда, их старший брат?

— Вряд ли, — покачал головой Тонни. — Скорее всего, они все выпускники Императорской академии космоплавания, а там очень строгий этикет, младшие подчиняются старшим, старшие — опекают младших. Это остаётся на всю жизнь.

— Откуда ты знаешь? — спросила Иванка.

— Я сам собирался туда поступать, но меня не взяли. Не добрал очков при поступлении. Туда берут только отличников.

— Это правда, что там помимо обычных дисциплин учат каллиграфии?

— И каллиграфии, и стихосложению, и фехтованию. Обязательно знать историю Китая, а это четыре тысячи лет письменной истории, говорить и писать на мандаринском китайском языке, разбираться в фэн-шуй, китайской астрологии и медицине. Поощряется участие в постановках традиционного театра, игра на каком-нибудь древнем китайском инструменте и приверженность конфуцианству.

— Мне кажется, это лишнее, — заметила Иванка.

— Это элитное учебное заведение, — пояснила я, — туда берут лучших из лучших и доводят до совершенства. В нашей космошколе тоже среди обязательных дисциплин были бальные танцы, фехтование, верховая езда и боевые искусства. Стихосложение, рисование, игра на музыкальных инструментах и каллиграфия весьма поощрялись. Честно говоря, впоследствии это всё существенно облегчило мне жизнь.

— И где так учат? — заинтересовалась Эрика.

— Специальная космошкола Высшего Совета Космоплавания и Космонавигации Объединения Галактики.

— Думаю в Императорскую академию поступить легче, — поделилась с Тонни Иванка.

Он усмехнулся.

— Берут лучших из лучших и доводят до совершенства, — и когда девушки спустились вниз, с интересом взглянул на меня. — И на каком музыкальном инструменте ты играла?

— В основном, на нервах, — пожала плечами я. — А если честно, то я слишком стремилась охватить всё, так и не сумев сосредоточиться на чём-то одном. Музыка такого отношения не прощает.

— Ну, мечом-то ты владеешь профессионально, — заметил он.

— А вот это уже святое! — рассмеялась я.

Как ни странно, но ужасная ситуация, в которой мы оказались, не повергла нас в отчаяние. Мы как-то быстро освоились с этой мыслью и решили действовать по обстоятельствам. Даже Антон выглядел не таким уж подавленным, хотя и понимал, что пропустит этот сезон в Мариинском театре, где танцует его обожаемая Вера Ланская. Да и тёмная глухая ночь нас не угнетала, может, потому что мы привыкли работать в космосе, где порой неделями приходится обходиться без дневного света. Хотя, нас, конечно, тревожило, что до утра мы не сможем отправиться к «Пилигриму», потому что по утверждению коллег пройти ночью по лесу, не заплутав, практически невозможно. Они сказали, что знают, по каким ориентирам можно пройти к той части реки, где мы посадили звездолет, но найти их в кромешной мгле было невозможно. И нам оставалось только сочувствовать нашим друзьям с «Пилигрима», которые, наверняка, не понимали, что случилось с баркентиной, что им делать дальше и, безусловно, тревожились за нас.

Глава 3

Но и утром отправиться к своему звездолету мне было не суждено. Только начало светать, как курсант Нгуен Дан Фонг вдруг забеспокоился, глядя куда-то в гущу леса. Сидевший у костра Платон тут же достал откуда-то здоровенную дубину, а рядом с ним встал Ганджу. И тут я поняла, что у Фонга особый дар, который позволяет ему заранее чувствовать чужаков. Поэтому они и не выставляли теперь часовых.

Вскоре среди деревьев в синих сумерках замелькал яркий плащ, раздался треск веток, и послышалось негромкое ржание лошади. Платон нахмурился и легко подкинул дубину, опустив её широкий конец на огромную ладонь. Но в следующий момент издалека раздался крик:

— Свои!

— Кто это, свои? — прорычал Платон, а Ганджу пожал плечами.

— Алонсо Кабрера!

— Алонсо! — обрадовался Платон. — Кто ещё с тобой?

— Ты их не знаешь! — я видела, как между деревьями к нам идёт высокий серый конь в яблоках. — Они останутся там, не беспокойтесь!