Повелители стрел

Когда олеты высказались, Тэмуге заговорил с ними тихим, спокойным голосом, словно речь шла о погоде. Он обнаружил, что от вежливого тона просители злятся еще сильнее, и ему нравилось доводить их подобным образом до белого каления.

— За всю историю монголы никогда еще не собирались в таких больших количествах в одном месте, — произнес Тэмуге и с мягким упреком покачал головой. — И если мы хотим благоденствия, нам надо правильно и четко организовать нашу жизнь. Если я позволю беспорядочно вырубать деревья, к следующей зиме их не останется. Понимаете? Сейчас мы возим древесину из леса за три дня пути отсюда. Конечно, это требует времени и усилий, зато в следующем году вы увидите, что я был прав.

Тэмуге получал двойное удовольствие: во-первых, олетов явно бесила его спокойная речь, во-вторых, они ничего не могли противопоставить его логике. Они привыкли к луку и мечу, а не к сложным умозаключениям, и Тэмуге знал: можно разглагольствовать, сколько хочешь, все равно его выслушают.

— Так что насчет пастбищ? — мрачно спросил искалеченный хан олетов. — Мы и козу не можем перегнать без того, чтобы один из твоих людей не потребовал показать пайцзу, знак твоего одобрения. Племена волнуются — таких жестких запретов мы никогда не знали.

Тэмуге улыбнулся рассерженному старику, заметил, что сыновьям тяжело поддерживать грузное тело отца.

— Племен больше нет, олеты, есть монгольский народ. Разве вы не усвоили этот урок? Я думал, вы его надолго запомнили.

Ханский брат махнул рукой, и слуга-цзинец тотчас подал ему чашу с араком. Все слуги Тэмуге были из тех, кого Чингис набирал в городах. Некоторые раньше гнули спину в богатых семействах и знали, как угодить человеку высокого положения. Каждое утро Тэмуге принимал горячую ванну в сделанной по его заказу железной лохани. Кроме него, никто в улусе не мылся. Впервые в жизни Тэмуге почувствовал, как смердят его соплеменники. Вспомнив об этом, он поморщился. «Вот так и должен жить знатный человек», — сказал себе Тэмуге, отхлебывая арак.

— Наступили новые времена. Мы не можем откочевать, пока не падет город, а это значит, что за пастбищами нужно следить. Если сейчас ничего не предпринять, земля к лету оголится, и что нам тогда делать? Или вы хотите, чтобы мой брат отогнал свои стада за тысячу ли отсюда? Думаю, нет. — Он пожал плечами. — К концу лета может понадобиться больше еды. Если не хватает корма, пожалуй, часть скота придется забить. Разве я не послал за солью, чтобы завялить мясо? Император и его подданные умрут от голода раньше нас.

Олеты в молчаливом негодовании смотрели на Тэмуге. О, они многое рассказали бы о том, как он руководит жизнью улуса, да только ханский брат за словом в карман не полезет! Нововведения их возмущали, но возмущаться приходилось молча. Ямы для отхожих мест нельзя копать рядом с ручьями и родниками. Лошадей нужно сводить только в соответствии с кровными линиями, их список Тэмуге составил лично, ни с кем не посоветовавшись. Человек, у которого есть хорошая кобыла и жеребец, не может получить от них приплод без разрешения. Это раздражало всех. По улусу расползалось недовольство.

Никто не смел возмущаться в открытую, во всяком случае, до тех пор, пока Чингис поддерживал Тэмуге. Согласись Чингис хоть раз выслушать жалобы, и авторитет Тэмуге был бы подорван. Тэмуге знал Чингиса гораздо лучше, чем соплеменники. Он понимал, что брат не будет вмешиваться, раз сам отдал власть в его руки. А Тэмуге горел желанием показать, чего может добиться умный человек, когда ему палки в колеса не суют.

— Если у вас все, можете идти. Сегодня мне нужно еще многих принять, — сказал Тэмуге. — Надеюсь, теперь вам ясно, почему меня так трудно увидеть. Всегда находятся досужие болтуны — целый день отнимут, прежде чем поймут, что мы должны делать и какими стать.

Тэмуге ничего не дал олетам и теперь упивался их гневным разочарованием, словно прохладным вином. Не устояв перед искушением, решил уязвить еще глубже:

— Я очень занят. Впрочем, если хотите сказать что-то еще, я обязательно найду для вас время и выслушаю.

— Ты слушаешь, но не слышишь, — устало произнес искалеченный хан.

Тэмуге огорченно всплеснул руками.

— Вижу, что не все, кто приходит сюда, понимают наши трудности. Бывает даже так, что в улусе заключают сделку, а ханскую пошлину с нее не платят.

Он сурово посмотрел на старого хана, опершегося на сыновей, и олет потупился, ярость в его взгляде сменилась страхом. Что именно известно Тэмуге? Поговаривали, будто его шпионы доносят ему о каждой сделке купли-продажи или обмене. Никто не знал, до каких пределов простирается власть ханского брата.

— А я-то надеялся, что вы принесете ее сами, без моего напоминания. Разве не вы послали дюжину кобыл одному из наших цзиньских наемников?

Тэмуге ободряюще улыбнулся и продолжил:

— Я слышал, что цену за них дали высокую, хотя кобылы были далеко не лучшие. А я еще не получил ханскую пошлину — двух лошадей, — которую ты должен моему брату. Впрочем, полагаю, лошади будут здесь до захода солнца. По-моему, разумное предположение, как вы думаете?